Светлое это горение…

Ион ДЕГЕН 

(1925–2017)

Туман

 

Туман. А нам идти в атаку.

Противна водка.

Шутка не остра.

Бездомную озябшую собаку

Мы кормим у потухшего костра.

Мы нежность отдаём с неслышным стоном.

Мы не успели нежностью согреть

Ни наших продолжений нерождённых,

Ни ту, что нынче может овдоветь.

Мы не успели.

День встаёт над рощей.

Атаки ждут машины меж берёз.

На чёрных ветках,

Оголённых,

Тощих,

Холодные цепочки крупных слёз.

Ноябрь 1944

 

Борис ШАХОВСКИЙ

(1921–1967)

* * *

Тут – только рана пулевая,

А там – сосчитаны часы.

Дымится,

Скорбно дотлевая,

Лесок нейтральной полосы.

Там снег садится без опаски

На землю,

Взбитую свинцом,

И лепит гипсовые маски

Со всех, упавших вверх лицом.

 

Александр МЕЖИРОВ

(1923–2009)

Сон в землянке

В землянке, на войне, уютен треск огарка.

На нарах крепко сплю, но чуток сон земной.

Я чувствую: ко мне подходит санитарка

И голову свою склоняет надо мной.

 

Целует в лоб – и прочь к траншее от порога

Крадётся на носках, прерывисто дыша.

Но долго надо мной торжественно и строго

Склоняется её невинная душа.

 

И тёмный этот сон милее жизни яркой,

Не надо мне любви, сжигающей дотла,

Лишь только б ты была той самой санитаркой,

Которая ко мне в землянке подошла.

 

Жестокий минет срок – и многое на свете

Придётся позабыть по собственной вине,

Но кто поможет мне продлить минуты эти

И этот сон во сне, в землянке, на войне.

 

 

Константин ВАНШЕНКИН

(1925–2012)

* * *

Едва вернулся я домой,

Как мне сейчас же рассказали

О том, что друг любимый мой

Убит на горном перевале.

 

Я вспомнил длинный ряд могил

(Удел солдат неодинаков!),

Сказал: «Хороший парень был»,

При этом даже не заплакав.

 

И, видно, кто-то посчитал,

Что у меня на сердце холод

И что я слишком взрослым стал…

Нет, просто был я слишком молод.

 1955

 

Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ

 (1922–1996)

Мое поколение

И убивали, и ранили

пули, что были в нас посланы.

Были мы в юности ранними,

стали от этого поздними.

Вот и живу теперь – поздний.

Лист раскрывается – поздний.

Свет разгорается – поздний.

Снег осыпается – поздний.

Снег меня будит ночами.

Войны мне снятся ночами.

Как я их скину со счета?

Две у меня за плечами.

Были ранения ранние.

Было призвание раннее.

Трудно давалось прозрение.

Поздно приходит признание.

Я все нежней и осознанней

это люблю поколение.

Жестокое это каление.

Светлое это горение.

Сколько по свету кружили

Вплоть до Победы – служили.

После Победы – служили.

Лучших стихов не сложили.

Вот и живу теперь – поздний.

Лист раскрывается – поздний.

Свет разгорается – поздний.

Снег осыпается – поздний.

Лист мой по ветру не вьется –

крепкий, уже не сорвется.

Свет мой спокойно струится –

ветра уже не боится.

Снег мой растет, нарастает –

поздний, уже не растает.

 

Михаил АНИЩЕНКО

(1950–2012)

Весна 1945

Твой голос, Победа, растерян и тонок.

Ты станешь не скоро святого святей.

На сорок дворов сорок пять похоронок,

Сравнявшие разом отцов и детей.

 

Хватает упорства ещё и терпенья,

Но скажет угрюмо безногий Демьян:

«Все травы скосила коса до цветенья,

И травы не бросили в землю семян».

 

Потом он подтянет штаны из поскони,

Покатится в темень хлопот и забот.

А бабам приснятся здоровые кони,

Ведущие борозды за горизонт.

 

От счастья случайного сердце займётся,

Назад заторопятся стрелки часов…

Но кончится ночь и поднимется солнце,

И сильные кони не выйдут из снов.

 

И вновь приближается вешняя вспашка,

И бабы впрягаются в плуг тяжело.

Девятое мая. Мужская рубашка

Висит на верёвке – одна на село.

 

 

Николай ДМИТРИЕВ

(1953–2005)

* *  *

Чумаза, обтрепанна и весела,

Рассыпалась рота у края села.

 

Автобусов ждут и негромко поют

Шестнадцать убитых в недавнем бою.

 

Сидят, обметая ромашковый сор,

И съемкой доволен седой режиссер.

 

Сбылось. Отразило, как тучу в пруду,

Большое искусство большую беду.

 

На улице пусто, от пыли бело –

Живет сенокосом степное село.

 

В избу постучался, плечист и усат,

Актер, а сейчас – по работе – солдат.

 

И вышла старуха и села без сил,

Когда он устало воды попросил.

 

 

Глеб ГОРБОВСКИЙ

(род. 1931)

***

На дворе играют дети

в ту прошедшую войну.

Чью-то бабушку в берете

клонит медленно ко сну.

Дети в небо бьют из пушек,

дети с воздуха бомбят, –

много сделали игрушек

папы-мамы для ребят.

Поливает двор машина.

Дяди бьются в домино…

Дети станут все большими,

сходят вечером в кино.

У детей родятся дети,

будет больше их вдвойне.

…А у бабушки в берете

дети там… На той войне.

  1967

 

 

Роберт РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

(1932–1994)

Подслушанный разговор

– Снова дралась во дворе?

– Ага.

Мама, но я не плакала.

Вырасту – выучусь на моряка,

Я уже в ванне плавала!

 

– Боже! Не девочка, а беда!

Сил моих больше нету.

– Мама, а вырасту я когда?

– Вырастешь! Ешь котлету.

 

– Мама, купим живого коня?

– Коня?! Да что ж это делается?

– Мама, а в летчики примут меня?

– Примут. Куда они денутся?!

 

Ты же из каждого, сатана,

Душу сумеешь вытрясти!

– Мама, а правда, что будет война

И я не успею вырасти?..