Третий глаз

 

От автора

Все персонажи рассказа вымышлены.

Все совпадения случайны.

 1

Арик нервничал. Ночью выпал первый снег, а денег на замену колес для автобусов не было. Точнее, не хотелось тратиться на новую резину. Если зима не будет снежной, вполне можно бы обойтись старой, но Володя, водитель, уже позвонил с утра пораньше, «обрадовал» – занесло на повороте; еще хорошо, в автобусе не было клиентов-пенсионеров. Про себя Арик называл их программистами, в смысле, пользующимися восьмой программой, то есть бесплатным жильем. Иначе говоря, халявщиками.

В принципе, он относился к ним хорошо, можно сказать, с симпатией, и даже испытывал глубокую благодарность к этим пожилым людям, болячки которых обеспечивали его семье хлеб с маслом и паюсной икрой. Но капризы и претензии особо дотошных пациентов огорчали своей неблагодарностью. Люди не хотели понимать, что Арик, основавший первую в городе русскоязычную компанию по перевозке пенсионеров, облагодетельствовал их, освободив от необходимости быть обязанными работающим детям и внукам. Фактически он дал им свободу передвижения и общения, поскольку еще и переводчиков предоставил. Но советский человек, привыкший возмущаться исключительно у себя на кухне, в Америке вдруг почувствовал себя свободным и резко осмелел. По поводу и без повода Арика донимали претензиями. Сегодня первым оказался Роман Тимошенко с супругой Розой.

– Але, офис? Мы стоим у подъезда целых десять минут.

– Почти пятнадцать, – подсказала жена.

– И мы обратно поднялись в квартиру вам позвонить и выяснить.

– И нам нелегко в нашем возрасте бегать туда-сюда, – в трубку возмутилась Роза.

– Абсолютно с вами согласен, но вы заметили снежок? Дороги скользкие, – пытался отшутиться Арик.

– В прошлый раз мы торчали на улице из-за какой-то поломки, сейчас снежок, – не унималась Роза, – вы только ищете причину. Так в Америке не работают.

«Откуда тебе, курица, знать, КАК работают в Америке», – подумал Арик, но бодро отшутился:

– Молодые. Исправимся.

– Люся, – обратился он к жене, – пробиллай-ка их еще и прошлой неделей. За то, что нервы портят.

– А если на прошлой неделе их не было в городе?

– Были, видел в магазине. Накупили селедки, сухой колбасы и жареных пирожков. Потом на холестерин жалуются. И на плохих врачей.

– И пусть себе питаются. Чем выше холестерин, сахар и давление, тем чаще к докторам ездят. Вот как Андрей Чернятский – он уже в инвалидное кресло пересел. И правильно сделал: Медикейд за колясочников платит в два раза больше. Так что их аппетит – не наша головная боль. Наоборот, польза.

– Дрянь ты, Люська, – притворно вздохнул Арик, – практичная до неприличия. Аж страшно иногда. Вдруг что со мной, ведь не пожалеешь.

Люся пожала круглыми плечиками:

– Я жена, а не мама твоя. Давай, двигайся, уже пора позабирать народ с процедур.

– Саша, – Люся подошла к своему помощнику, – вот заявка на Тимошенко. Сегодня на обоих, а прошлой пятницей – еще на Розу. Напиши ей игловкалывание у доктора Кима.

– Иглоукалывание, – привычно поправил Саша. – Укол потому что, а не вкол. И еще, Люся, ты постоянно говоришь «экстрэй» вместо «эксрэй». Может, тебе проще сказать по-русски – «рентген», чтоб людям понятно было? Нам же образованные клиенты тоже попадаются.

– Образованные эти в Америке навоз лопатами кидают. Вот чего их университеты и консерватории стоят, – бросил Арик, оглянувшись в дверях. – Но ты, Люся, все же прислушалась бы, когда дипломированный грамотей с высоким образованием учит тому, что ты в школе не выучила.

– Ты бы шел уже, а? – разозлилась Люся.

У нее была привычка добавлять «а», тем самым сообщая приказу вопросительно-уточняющую интонацию. Точно так же она разговаривала с детьми и пуделем Гошей: «Иди уже отсюда, а? Перестань лизаться, а?»

Саша терпеть не мог ни Люсю, ни ее манеру разговаривать, одеваться, смеяться и рассуждать вслух. Про себя он называл ее учетчицей, поскольку Люся отмечала время начала и окончания его рабочего дня, не округляя до часа. И платила соответственно. Если первый звонок в офис раздавался в девять часов пять минут, Люся платила за этот час из расчета пятидесяти пяти минут. Если клиентов заканчивали развозить по домам в четыре пятьдесят, рабочий час в диспетчерской становился на десять минут короче и, соответственно, на полтора доллара дешевле. Таких учетчиц Саша видел в колхозе на картошке. Стоит тетка в телогрейке у здоровенных весов, покрикивает, взвешивает ящики, ставит галочки. Люся была такой же теткой, только переодетой в дизайнерскую одежду. Над ее рабочим столом висел подаренный младшим ребенком рисунок мамы: в верхнем кружке под челкой бровки-ниточки, угольные глазки, острый носик и обведенные красным губки. Средний кружок – леопардовая блузка, желтые браслеты на запястьях, сумочка на цепях. Нижний кружок – обтянутые красными брюками ножки вместе, тупоносые туфли носками врозь. Талантливая девочка: схватывает детали, соединяет в образ, хоть и слова такого еще не знает.

Но в принципе Арик прав: что толку от диплома столичного университета, если возраст не позволяет начать карьеру в новой стране? Пятьдесят – ни туда ни сюда. Приехал бы лет на десять раньше, когда память еще хваткая была и здоровье покрепче, может, все сложилось бы удачнее, а пока выход один – научиться пропускать мимо ушей Люсины сентенции по поводу жизни и новых спинжаков.

 

– Саша! Все, обед, – объявила Люся. – Арик подъедет через пять минут, привезет ланч.

– У меня ланч из дома.

– Да ладно тебе, Арик купил на нас всех. Ты же знаешь, какой он щедрый.

Запах китайского супа моментально заполнил чесночно-бульонным духом перегретый компьютером и копировальной машиной офис.

– Тут еще курица с рисом и брокколи, – звучно причмокнув, доложил Арик.

Саша старался не смотреть на босса: при всей своей представительной внешности тот неряшливо ел, а Саша терпеть не мог людей, жующих с открытым ртом. Кроме того, его дико раздражала привычка Арика пить чай из блюдца или прихлебывать из ложечки.

– Саша, так ты вписал Розочку Тимошенко?

– Вписал.

– Распишешься за нее в путевке, ее подпись у тебя хорошо получается.

Саша отложил пластиковую вилку:

– Арик, может, хватит? Ты доиграешься.

– Мы доиграемся, Саня, МЫ с тобой, – повторил босс, ухмыльнувшись. – А пока расслабься. У нас все работает как по нотам. Просто ты боишься рисковать, потому пьешь газировку, а я – шампанское.

– Ой, ты бы уже замолчал, а? – резко разозлилась Люся. – Уже достал со своим шампанским. Одна шутка на сто лет. Сказали тебе – пробиллаем обоих. Так нет, надо зудить, как зубная боль. Сиди ешь.

Люся налила себе кофе, но передумала и раздраженно выплеснула жидкость в кадку с фикусом. Когда Арик уехал, она подошла к окну и, проводив взглядом автобус, сказала:

– Вот иногда убила бы, но все-таки, что ни говори, с мужем мне повезло. Он не только красивый, но и умный. У него третий глаз во лбу: интуиция сильнейшая, звериный нюх на бизнес.

Затем, повернувшись к Саше, добавила:

– И не тебе его учить. Тем более, кто платит, тот и музыку заказывает. А тебе, между прочим, платят наличными.

«Вот и хорошо. Будем считать, я тут не работаю и к припискам отношения не имею», – подумал Саша, но решил промолчать.

2

Арика мучила изжога. «Черт знает из чего эти китайцы готовят. Может, это вовсе не куриное мясо, а собачье. Соусом залили, рисом закидали, иди знай, кого сожрал». Он остановился на заправке, купил бутылку воды.

Как обычно в их городе, к полудню от утреннего снега не осталось и следа; только пар поднимался от еще влажного асфальта. Солнце слепило глаза, и небо было совершенно летнего цвета. «Вот так бы и проскочить зиму, – Арик вернулся к утренним сомнениям по поводу колес, – но вряд ли получится. Придется выложить хорошие деньги, а Люське – подождать с домработницей. Ничего, перетопчется, и так зажралась. В Мексике отдыхать ниже ее достоинства, одеваться хочет исключительно в дизайнерские шмотки, суббота – непременно русский кабак. Ей бы на диету сесть: уж и намекал, и прямым текстом, куда, дескать, тебя разносит, а до нее не доходит. Ну, новые мозги не вставить. Что хочет, то имеет. А вот хорошо бы купить третий автобус. Тогда не будет аврала, даже если один поломается. И вообще, надо расширяться. Бабки должны делать новые бабки».

Идея о новом автобусе преследовала Арика до самого вечера. Он продолжал возить клиентов, орать по рации на Люсю за то, что та перепутала время визита к врачам двух больных, и теперь все расписание полетело в задницу, потому что она – bonehead, костяная голова, но мысль о том, где взять деньги на новый автобус, продолжала вертеться в голове, пока не достигла логического решения. За ужином Арик поделился ею с женой.

 

Люся была отличной хозяйкой. Правда, печь не любила, из-за того что тесто забивалось под наклеенные ногти, но готовила прекрасно. Особенно мясо. Заливное на свиных ножках, жаркое из крольчатины, куриные котлеты с драниками, голубцы – лучше любого ресторана. Зато, когда вступало под настроение, она из принципа действовала на нервы – как сегодня; отварила гречку с сосисками и молча жевала, выжидательно глядя на Арика: дескать, понимаешь хоть, чем разозлил? Арик понимал намек на обещанную домработницу, потому не стал оправдываться. Сразу переключил супругу на нужную тему.

– Помнишь, летом Саша получил компенсацию за аварию? Так он взял чистыми десять штук.

– И?

– И держит их под подушкой или в банке. Не знаю.

– И что тебе до тех денег?

– А то, что тут один знакомый продает почти новый мини-автобус за тридцать штук наличкой. Саша вложит восемь и будет получать свой процент с навара.

– Почему не все десять? – лениво уточнила Люся.

– Ну, он же не совсем му…к, чтобы отдать все. Пусть держит отцу на похороны, дай бог ему жить долго и ездить по врачам.

– Ты что, Арик, совсем сдурел, за восемь тысяч впустить в бизнес черт знает кого?

– А кто сказал, что он станет партнером? Просто даст бабки, будет получать, что причитается. Но не забывай, – Арик хитро сощурился, – новый автобус станет запасным, с меньшей загрузкой. Так? Дальше: Саша хоть в курсе, кто, когда, куда ездил, но не знает, на каком автобусе. Сечешь? А главное, в офисе он теперь будет сидеть те же часы, но бесплатно, потому что вроде как совладелец.

– Ну ты сволочь, – восхищенно покачала головой Люся. – Не жалко его? Одинокий, немолодой, личной жизни нет.

– Кого поиметь, если не своих? – вздохнул Арик, обмазывая сосиску кетчупом. – Можешь подыскивать себе домработницу. Но чтоб веселая была и не ныла про свои болячки.

3

Саша всегда знал, что Зина от него уйдет. Но она ушла тогда, когда он почти поверил в ошибочность своего предчувствия. Боялся, что уйдет к молодому и успешному, а она ушла не к кому-то, а от всех. Оказалось, у нее было больное сердце, кардиомиопатия, странное бессимптомное заболевание. Зина была тоненькой, подвижной, мускулистой, вечно тащила его то в ненавистные горы, то на пробежки. Он задыхался – она подшучивала над его ленью, лишними килограммами и бежала дальше, обгоняя и дразня. Выяснилось, что все эти годы ее сердечная мышца набухала, уплотнялась, пока не взорвала сердце, и теперь, кроме отца, посоветоваться было не с кем. К предложению босса Алексей Леонидович отнесся без энтузиазма, но отговаривать не стал. Саша подумал и выписал чек на восемь тысяч. Взамен получил накарябанную Ариком расписку: «Я, Аркадий Ваксман, получил от Александра Венгерова $8,000 на приобретение мини-автобуса для развития бизнеса». Дата. Подпись.

– Хорошо бы указать мой процент и заверить в банке, – подсказал Саша.

Арик обиженно выкатил губу:

– Ты что, мне не веришь? Вроде не первый год работаем, да и вне работы общаемся, выпиваем, закусываем. А ты, оказывается, мелочный и недоверчивый. Как я могу доверять тебе, если ты не доверяешь мне?

Саша хотел возразить: вроде как восемь тысяч – деньги немалые, не мешало бы составить контракт, но тут вмешалась Люся. Принесла обед, поставила тарелки с куриным супом и заодно пристыдила:

– Да уж, Саша, совесть иметь надо. Ты в курсе документации, всю нашу картотеку знаешь, всех клиентов, все ведомости видишь. И расписки за неразглашение информации мы с тебя не требуем. А ты прям меркантильный до ужаса.

Саша усмехнулся – это он научил Люсю замысловатому слову «меркантильный». Та даже записала его в специальную книжечку умных выражений и вот изрекла к месту; тема сама собой рассосалась, а возвращаться к ней Саше было неловко: тебя кормят обедом, а ты о деньгах.

 

Через неделю Арик купил автобус. Саша выполнял прежнюю работу, за которую ему теперь не платили, но радовало то, что Люся перестала считать минуты начала и окончания рабочего дня. Тем не менее, ощущение подневольности почему-то оставалось, и чем дальше, тем чаще Саша ругал себя за то, что позволил втянуть в дело, ему не интересное и, более того, сомнительное, рискованное. Но дни перетекали в недели и месяцы, а Саша не находил подходящего случая выяснить у Арика, почему его заработок, уже как совладельца, остался прежним и, главное, почему именно «его» автобус постоянно ломался.

А ломался он практически еженедельно и, соответственно, требовал ремонта. Во время простоев Арик приезжал в офис раздраженный, устало плюхался на стул и, выразительно поглядывая на Сашу, жаловался Люсе на недовольных пенсионеров, которые часами вынуждены ждать запаздывающих водителей.

– Ты ж понимаешь, их не волнует, что карбюратор пришлют в автомастерскую завтра к полудню. У них же болит сейчас, – Арик снова многозначительно посмотрел на Сашу, – стоит их забрать на час позже, так на обратном пути дырку в голове делают. Привыкли, понимаешь, к бесплатному обслуживанию, и теперь все им должны: и мы с тобой, и врач с переводчиком, и государство, на которое они ни дня не работали. Все, кроме собственных деточек.

– Ой, что ты завелся, а? – отмахнулась Люся. – Надоело, одно и то же.

– А странно, почему автобус так часто ломается? Вроде новый, – как бы невзначай спросил Саша, продолжая всматриваться в экран компьютера.

– Что?! – Арик даже привстал со стула, оставив на вытертой плюшевой обивке влажный полукруг. – Ты меня, что ли, винишь? Я и так мотаюсь к автомеханикам – то одно, то другое – и, между прочим, не беру с тебя бабки за свое время: исключительно за ремонт. Ты как думал: бизнес – это один навар? Не-е-т, это риск. Тут чутье иметь надо и голову правильную.

Саша смутился. Как обычно, нужные слова приходили в голову с опозданием, чаще всего ночью, когда он, пытаясь уснуть, отматывал в памяти разговор и ругал себя за неумение вовремя отбить удар, поставить на место; за дурацкую привычку чувствовать себя виноватым, за неспособность говорить в лицо нелицеприятные вещи.

Отец считал последнее проявлением такта, а вовсе не слабостью. Он был интеллигентом: никогда никого не нагружал своими проблемами. Будучи в прошлом заведующим библиотекой, Алексей Леонидович не уважал торговых работников, или, как он говорил, торгашей; потому к хозяевам русских гастрономов-ресторанов или агентам по продажам чего-либо испытывал стойкую неприязнь и беззлобное презрение. Неудивительно, что отец весьма скептически отнесся к знакомству Саши с некоей Ренатой, которая в прошлой жизни была, подумать только, продавщицей в комиссионке, а в нынешней открыла магазин женского белья. Тоже профессия: торговать трусами и лифчиками.

4

Но нервничал он напрасно: Саша приятельствовал со своей случайной знакомой, да и та, устав от предыдущих отношений, не стремилась к новым. Именно потому с ней было легко: она не позировала, не кокетничала – просто дружила. Встретились они в русском магазине – разговорились в очереди, потом периодически созванивались, встречались в кафе, где болтали о своей жизни, общих знакомых и всякой ерунде. В силу профессии Ренате была свойственна подозрительность: она не верила в альтруизм, считая, что людям бизнеса он вреден. А уж верить в бескорыстие Арика и Люси, о которых в городе рассказывали пикантные истории, мог только наивный человек. Порядочность и наивность в словаре Ренаты были синонимами. Истории о бесконечных поломках нового автобуса она воспринимала с иронией.

– Да они тебя разводят, как ребенка. Ты бы лучше потихоньку вылез из этого болота. На фиг они тебе нужны. Ищи другую работу. Вот увидишь, уйдешь от них, твоя карма изменится, жизнь наладится.

Саша не спорил, но медлил, понимая, что выйти из сделки, вернув хоть что-то из вложенных восьми тысяч, практически нереально. В один из первых весенних дней Рената позвонила и, не объяснив причины, тревожным голосом попросила срочно подъехать к госпиталю. Саша отпросился у Люси; та проводила его до двери удивленным взглядом безбровых колючих глазок, но ничего не сказала.

Рената, похожая на цаплю в своих обтягивающих, выше колена сапогах, нетерпеливо вышагивала, наворачивая круги по госпитальному вестибюлю.

– Ты прости, что выдернула. Хотела, чтобы сам убедился. Смотри, вон там, напротив, у офисного здания, твой инвестмент запаркован. Видишь? Из него только что выгрузили бабушек-дедушек. А ты вчера рассказывал об очередном многодневном ремонте. Так? А я тебе говорила, что все это вранье.

– Я давно подозревал, но не думал, что так нагло… Я им скажу сегодня.

– Это глупо, – хмыкнула Рената. – Скажешь, когда другую работу найдешь. А то, что сегодня увидел, будет твоим козырем – больше надежды, что хоть какие-то деньги они тебе вернут.

В офис Саша вернулся одновременно с Ариком. Тот был настроен благодушно – улыбался, шутил.

– Привет! Ты откуда явился?

– Да так, по делу отъехал, одному человеку надо было помочь, – буркнул Саша, ощущая подкатившую к горлу желчь.

– Хороший ты человек. Надежный! – похвалил Арик.

«Идиот я», – подумал Саша и отвернулся.

 

Через месяц, в день своего восьмидесятилетия, умер отец. Он ушел, как и жил, никого не отягощая просьбами, не требуя внимания и ухода: вечером проводили гостей, расставили по местам посуду, легли спать. Под утро в его спальне все еще горел свет – Алексей Леонидович любил читать на ночь, боролся с бессонницей. Он лежал в неуклюжей позе, с книжкой в опущенных на одеяло руках. Саша все понял, вызвал скорую, потом позвонил в офис, взял отгул.

Арик помог с организацией похорон, вместе с Люсей пришел на кладбище. Саше почему-то запомнились принесенные ими растрепанные желтые цветы. На поминках говорили много хороших слов. Люся всплакнула – вспомнила своего отца, страдавшего от рассеянного склероза. Уже много лет он был парализован, и мать, бросив работу, ухаживала за ним. Арик бывал в их доме чаще Люси, помогал возить к врачам, перетаскивал с кровати в ванную и обратно, купил новое, более приспособленное для прогулок инвалидное кресло. Люся больше, чем отца, жалела мать, еще вполне привлекательную женщину.

– Не приведи бог иметь такую жизнь, как у моей мамы, – сказала она, закусив рюмочку водки магазинным пирожком. – Лучше бы мой умер внезапно, как Алексей Леонидович, а не превращался в овощ. Ты, Саша, о своем хорошее вспоминать будешь, а моего только ненавидеть можно. Ведь неизвестно, сколько еще лет он будет нас мучить. Сердце-то здоровое.

– Это вы хорошо соболезнуете, – прокомментировала сидящая напротив Рената, – сердечно очень.

Люся не заметила иронии.

– Слушайте, я рекламу вашего бутика в газете видела. Вы ведь французским бельем торгуете? Знаете, я непременно заеду.

Лучезарно улыбнувшись, Рената протянула свою бизнес-карточку.

 

Ночью Саша проснулся от шума: у соседей работал телевизор. Слов нельзя было разобрать, но, судя по музыке, вещал русский канал. Забытый на кухне мусорный мешок распространял тошнотворный запах. Пришлось накинуть куртку и пойти на улицу. Внизу возле баков шныряла пара енотов. Услышав шаги, они притаились за ближайшим деревом и стали по-птичьи клекотать, переговариваться друг с другом. Из переполненной мусорки показалась лисья голова их соплеменника. Остановив на Саше взгляд светящихся в темноте глаз, он проворно спрыгнул на землю и, не выпуская из пасти чью-то болтающуюся изувеченную тушку, побежал за гаражи, мелькая полосатым хвостом. Двое других одобряюще затявкали ему вслед.

До рассвета было еще далеко, и Саша принялся за уборку, потом стал перебирать книги, добрался до фотоальбомов и так просидел до утра. А в десять позвонила Люся, плаксивым голосом сообщила, что программа не работает, а биллинг должен уйти до обеда.

– Ну что тебе делать дома одному? Среди людей лучше. Приезжай, а? – нудила она. – Это, между прочим, и твой бизнес.

Он приехал. Люся от счастья закатила глаза и пошла заваривать кофе, а Саша, занявшись компьютером, вынужден был признать, что в данном редком случае хозяйка-учетчица оказалась права. Механическая работа, отупляя, успокаивала. Он автоматически вводил информацию, заполняя электронную ведомость, когда заметил многократно повторяющееся имя отца. Судя по вписанным Люсей данным, за последнюю неделю Алексей Леонидович ежедневно посещал врачей самых разных профилей: от терапевта до онколога и хирурга. Даже в утро своей смерти его каким-то образом успел проконсультировать кардиолог.

– Люся, что это? Какого черта?!

– Ты про папу? – Люся вздохнула; в ее взгляде была равнодушная жалость. – Ну чего ты так возбудился, а? Ездил он, не ездил – ему уже все равно, а нам – прибыль. И тебе, кстати, тоже. И не ори – тебе не идет.

– Все! Я ухожу. Я здесь больше не работаю! – вспылил Саша и выскочил из офиса, так и не сумев как следует хлопнуть дверью.

Вечером он получил приглашение на собеседование в Майами.

5

За пять лет работы во Флориде Саша отвык от города, о котором поначалу не хотелось вспоминать. Тем не менее, изредка он продолжал сюда наведываться. Как обычно, взяв такси, поехал в гостиницу и оттуда, с ожидавшей его Ренатой, – навестить ушедших.

Было морозно и промозгло. Дремотные деревья обреченно прощались с осенью. Нечастые, но сильные порывы ветра стряхивали парадную листву с побелевших от изморози веток на аккуратные фаланги надгробий.

– Необычная для октября погода, – заметила Рената, плотно завязывая шнурки капюшона, – на прошлой неделе такая засуха стояла, что в горле першило, а теперь вот что. Не удивлюсь, если ночью выпадет снег.

Саша не ответил. Мимо, по центральной подъездной аллее, к выходу прошла группа людей: человек десять-двенадцать. Позади, на затоптанной площадке, двое работников загружали в кузов ритуальной машины какие-то коробки, а чуть сбоку женщина в черном пальто с желтыми металлическими пуговицами в два ряда и черной, надвинутой до бровей шляпе – видимо, распорядитель – деловито раскладывала на свежем холмике букеты.

– Ой, ну шевелитесь уже, а! – прикрикнула она. – Я замерзла, как собака.

– Да все, все, – ответил один из мужчин. – Поехали.

По опустевшей аллее катафалк двинулся к воротам.

– Закрой уже окно, а? – послышалось из проезжавшей машины.

Стекло пассажирского окна плавно поползло вверх. Повернув голову, женщина проводила взглядом заиндевевшую панораму кладбища и устало откинулась на спинку сиденья.

– Что это было? – спросил Саша.

– Ну что, что? Люся, конечно. Она же открыла похоронное бюро. Вот едет с мероприятия. Теперь твоя бывшая начальница специализируется на русских, своих же бывших клиентах по доставке к докторам, а иногда к ней и американцы обращаются. Успешный бизнес, должна заметить. Бесперебойный.

– Я не знал.

– Ну, пару раз я пыталась тебе рассказать местные сплетни, но ты же говорил, что слышать об этой парочке не хочешь. А давай поедем куда-нибудь перекусить? Я даже не завтракала. Заодно расскажешь подробнее, как работа, личная жизнь и вообще.

– Да все нормально, работаю, вот повысили недавно, – официантка собрала грязные тарелки, принесла десерт. – Рената, ты сказала, Люся открыла бизнес. В смысле, одна?

– Естественно. Они же развелись сразу после суда. Надо сказать, ты исключительно вовремя ушел оттуда, потому что их компанию начали пасти примерно через полгода после твоего отъезда. Оказывается, тогда же клиентам стали присылать распечатки поездок. Кто-то, видать, возмутился несуществующими визитами и капнул. Ну и пошло-поехало, их начали пасти: фотографировать липовых неходячих, сверять с ведомостями. Я в подробности не вдавалась. Знаю только, что компанию ликвидировали. Люсю не тронули – ее Арик прикрыл. Сказал, что ничем, кроме диспетчерской работы, не занималась. Им присудили выплатить серьезную сумму. Ну, еще на адвокатов потратились, пришлось продать дом, новую машину. Но, как видишь, своих клиентов Люся не бросила. Вот, хоронит постепенно. Нужное дело, между прочим.

– А развелись из-за чего?

– Знаешь, Люся частенько заходит в мой магазин, покупает очень даже сексуальное белье: думаю, у нее кто-то есть. Короче, как я поняла, Арик ее разочаровал: не для того она выходила замуж, чтобы жить с лузером.

– А сейчас он где, с кем?

Рената пропустила вопрос мимо ушей; десертной вилочкой она аккуратно подцепила с тарелки последний кусочек пирога.

– Знаю, что приличные дамы не должны съедать все без остатка, но ничего не могу с собой поделать, люблю сладкое.

– Что тут скажешь? Даже у ящерицы третий глаз с возрастом закрывается, – невпопад сказал Саша.

Рената подозрительно сощурилась:

– Ты о чем?

– Да так. Есть такие ящерицы, туатара называются. Может, их уже истребили, не знаю. У них третий глаз на затылке. Непонятно, зачем он нужен, может, отвечает за интуицию, чувствительность какую-то. Но с возрастом он почему-то зарастает чешуей. Наверное, и у людей так же.

Официантка, женщина средних лет с заплетенными в две жидкие косички волосами, принесла счет.

– Все хорошо? – спросила она, улыбнувшись сочными губами. – Вам понравился десерт?

– Все нормально, спасибо, – кивнул Саша, протягивая кредитку.

– Знаете, у нас не так, как в других местах, у нас чаевые не включены в счет, и, кроме того, я – мать-одиночка. Сами понимаете, – продолжала официантка, не переставая ободряюще улыбаться.

– Да, конечно, – Саша добавил еще одну пятидолларовую бумажку к первой, уже прижатой кофейной чашкой.

– Новости, – заметила Рената вслед вихляющей спине, – вообще уже обнаглели. Скоро начнут желаемую сумму озвучивать. А ты не изменился – как был сердобольным гуманистом, так им и остался. Не поверишь, я точно такой была в юности. Как-нибудь расскажу.

Официантка благодарно и чуть кокетливо помахала обернувшемуся в дверях Саше.

– Ты теперь куда? – спросила Рената.

– Пройдусь по городу, потом в гостиницу и утренним рейсом домой. А ты?

– У меня встреча: надо устраивать личную жизнь.

Она сделала несколько шагов к машине, потом вернулась и сказала:

– Знаешь, Саша, может, я зря это говорю, но все же… Ты мне нравишься, и я даже примеряла тебя как кандидата в бойфренды. Но каждый раз, вот как с этой официанткой, я думала: нет, не получится, потому что мне с возрастом все чаще хочется быть слабой, избалованной, капризной. Как друг ты замечательный: легкий, понимающий, образованный, благородный. Но – постный и вечно сомневающийся; с тобой придется быть железобетонной. А мне надоело. Вот Арик – другое дело. Он деловой, надежный, сильный, и с чувством юмора у него все хорошо. Ты прости. Если хочешь, я передам ему от тебя привет.

Ночью пошел снег, зернистый и сонный. А утром, когда Саша вышел из гостиницы, снег уже таял, слякотно брызгая из-под ног, и ветки деревьев, казалось, безнадежно изуродованные снежными шапками, стряхивали на жухлую траву тяжелые мокрые комья.