Написанное им останется надолго

Самуил Лурье родился в эвакуации, в Свердловске, в 1942 году.

Окончил Ленинградский университет (филологический факультет), работал в сельской школе учителем, потом в музее Пушкина на Мойке 12.

С 1966 по 2002 годы Самуил Лурье работал редактором отдела прозы, а с 1988 года – заведующим отдела прозы журнала “Нева”.

Печататься Лурье начал в 1964 году. В советские времена печатали его довольно скупо – большая часть написанного оставалась в столе. Роман Самуила Лурье  “Литератор Писарев” разделил судьбу многих его эссе и критических статей: в 1969 году его готовили к выпуску в издательстве “Детская литература”, но после неприятностей с КГБ набор был рассыпан. Под книжную обложку этот роман попал только в 1987 году. (С дополнением одной главы “Литератор Писарев” был переиздан московским издательством “Время” в 2014 году).

В постсоветское время Лурье активно работает как в литературной критике, так и в журналистике. В журнале “Звезда” ведёт рубрику “Уроки изящной словесности”, в лучшей питербургской газете “Дело” – рубрику “Взгляд из угла” (многие статьи, появившиеся в этой рубрике, с разрешения автора печатались и в газете “Кстати”).

Самуил Лурье выпустил 14 книг (две под псевдонимом С. Гедройц).

С 1997 года он – действительный член Академии современной российской словесности.

Лурье был членом жюри премии им. Андрея Сахарова “За журналистику как поступок”, членом жюри (а в 2012 году – председателем) премии ”Русский Букер”, членом жюри премии “Поэт”.

Самуил Лурье сам был лауреатом множества литературных премий: премии им. П.А. Вяземского, премии “Станционный смотритель”, премий журналов “Нева” и “Звезда”.

***

Я компилирую эту биографическую справку, пытаясь держаться объективного тона, но перед глазами у меня стоит человек, с которым мы болтали часами – какое-то время ежедневно, – в его прокуренном кабинете в журнале “Нева”, который вместе с моей будущей женой Ириной несколько часов ждал меня у Большого дома, когда меня вызвали в КГБ, который был одним из немногих, пришедших в аэропорт Пулково в октябре 1983 года провожать нас и одним из тех наших близких друзей, кто в мае 1991 года встречал нас в том же аэропорту в наш первый после эмиграции приезд.

Познакомил меня с Сашей Борис Натанович Стругацкий. Борис попросил меня взять у «Саши Лурье» рукопись повести «Сказка о Тройке» и кому-то передать. Я уже не помню – кому. Может быть, жившей в одном со мной доме сотруднице «Лениздата»? Борис дал мне рабочий и домашний телефоны Саши Лурье. Борис Натанович назвал его «Сашей», я не знал тогда, что его имя Самуил, а знакомые зовут его Саней. Для меня – как и для Бориса Натановича – он так навсегда и остался Сашей.

Я созвонился с Сашей, и мы договорились, что я загляну вечером. Но когда мы с Ириной пришли к нему на Полтавскую, дверь открыл Сашин отец Арон Наумович Лурье, профессор Герценовского института, с которым мы были немного знакомы. Оказалось, что Саша повёз свою жену Элю в роддом. Я уже не помню, отдал нам Арон Наумович папку с рукописью или она оставалась в редакции, но на следующий день я зашёл к Саше в «Неву» и просидел там полдня.

Так что дату нашего знакомства я теперь восстанавливаю с лёгкостью – 29 января 1968 года, на следующий день после рождения его дочки Марьяны.

В редакцию «Невы», как и в редакции других журналов, приходило множество посетителей. Посетители важные, чиновные, болтали с дородной секретаршей (уверявшей, что в романе «Чего же ты хочешь?» Кочетов нарисовал её портрет), а после этого отправлялись в кабинет главного редактора Александра Попова (позже – главного редактора Дмитрия Хренкова). Большинство же посетителей, ходивших в чинах малых или вовсе без чинов, пересекали под испытующим взглядом этой секретарши огромную приёмную-гостиную и по коридору налево открывали двери Сашиного кабинета. Когда неудобно было разговаривать в кабинете, который Саша делил с заведующим отделом прозы Владимиром Николаевичем Кривцовым, выходили в коридор и располагались в образованной причудливым стыком коридоров как бы маленькой гостиной. Сюда забегали самые разные люди, от Фёдора Абрамова до Нины Катерли, от Андрея Битова до Сергея Довлатова, от Владимира Рецептера до Бориса Стругацкого. На этом пересечении коридоров гениальный переводчик и замечательный поэт Сергей Владимирович Петров читал своего Бодлера и незабываемых “Весёлых нищих” Роберта Бернса, в переводе, сильно отличающемся от привычного варианта Маршака.

Я помню, как позвонил по телефону Александр Кушнер (тогда ещё поэт, а не сочинитель верноподданических стихов). Он хотел прочитать Саше только что написанное стихотворение. Оно называлось “Вместо статьи о Вяземском”. После разговора с Кушнером Саша повторил мне последние строчки, которые он сразу запомнил. Сразу запомнил эти строчки, произнесённые Сашиным голосом, и я:

Он сам себе забвенье предсказал

И кажется, что зла себе желал

И медленно сживал себя со свету

В такую тьму, где слова не прочесть.

И шепчет мне: оставим всё как есть.

Оставим всё как есть, как будто нету.

Дело было то ли в 1972-м, то ли в 1973 году.

Саша писал по ночам. Во всяком случае, так он каждый раз говорил: “Написал сегодня ночью”, протягивая 5-6 машинописных листков. И каждый раз это был маленький шедевр. О Гоголе, о Рембрандте, о Бальмонте, о Ватто, о Петрарке, Крылове, Андерсене, Баратынском, Фете, о “Капитанской дочке” Пушкина (на этот раз довольно большое эссе).

Удивительно, при стилистической филигранности и чрезвычайной густоте письма на его рукописях практически не было поправок. Однажды, дело было в марте 1969 года, я принёс Саше в редакцию свежий номер кондово-идеологического журнала “Журналист”, в котором была опубликована злобная статья о Стругацких под названием “Двуликая книга”. Подписана статья была явно вымышленным именем Иван Краснобрызжий. На следующий день, когда я пришёл в редакцию, Саша выложил передо мной великолепный фельетон “Пришествие Краснобрызжего” – остроумный, презрительный и, в то же время, если кому-то нужны были аргументы, разбивающий все потуги этого писаки. Это действительно был шедевр.  Стоит ли говорить, что в те времена его никто не напечатал (жаль, что он не опубликован до сих пор). Так вот, в машинописи не было ни одной поправки. Возможно, правка была сделана на предыдущем варианте, а потом текст был снова перепечатан. Я не знаю. Но в те времена не было компьютеров – стучали на машинке, и откуда бы у Саши взялось время перепечатывать текст снова из-за двух-трёх – предполагаю я – исправлений. Создавалось впечатление, что этот текст возник у него – слово за словом – в голове целиком.

В новые времена Саша смог выпустить  несколько книг старых и новых эссе, издать и переиздать роман о Писареве, написать замечательную – очень личную – книгу о Николае Полевом, точнее, о русской литературе 19 века. Уже заболев, во время лечения, он написал повесть “Меркуцио”. Он мечтал написать книгу о Салтыкове-Щедрине, которого он считал ключевой фигурой русской литературы второй половины 19 века. Около года назад он говорил: “Жалко, нет уже времени написать о Салтыкове”, но после “Меркуцио” всё-таки взялся за него, вероятно, в виде компактного эссе. Я не знаю, в каком состоянии он оставил эту работу. 22 июня он написал мне по электронной почте: “…мечтаю довести до конца последнюю вещь. Наверное, не сумею, но она меня держит и придаёт жизни интерес”.

***

…Я просмотрел на интернете несколько статей, появившихся в эти дни. Одна из них называлась так: “Самуил Лурье был человеком, который лучше всех среди нас писал по-русски”. Так сказал один хороший питерский журналист. А я подумал: интересное мерило – кто лучший среди нас. Как будто речь идёт о соревновании в ремесле, и Лурье выиграл это соревнование.

Но у Самуила Лурье были другие критерии. Он не соревновался ни с современниками, ни с классиками. Я не хочу никакого пафоса, но, если говорить серьёзно, Самуил Лурье не соревновался ни с кем. Он служил русской литературе и на неё равнялся.

И поэтому написанное им останется надолго.

Портрет Самуила Лурье работы Михаила Лемхина

Михаил ЛЕМХИН