Волк в овечьей шкуре

«Мы достанем вас через ваших детей!»

С чего это Обама наводит тень на плетень? Почему он молчит о том, что вступил на политическое поприще в доме Эйрса, который устроил у себя сбор средств в фонд первой предвыборной кампании Обамы и представил амбициозного молодого человека чикагской леворадикальной знати? Почему Обама так гневно отреагировал на попытки «повесить» на него радикалов, с которыми он «якобы общается»? Кто такой Билл Эйрс?

Билл Эйрс родился в 1944 году в семье видного промышленника и «лимузинного либерала» [см. мою статью «Весь мир насилья мы разрушим»] Томаса Эйрса. В 60-х годах отпрыск «прогрессивного» мультимиллионера примкнул к леворадикальному движению «Студенты за демократическое общество» (SDS), но оно показалось ему слишком умеренным, и в 1969 году он увел из него группу самых ярых радикалов и сколотил из них открыто коммунистическую организацию «Уэзермены» («Синоптики»).

Это нелепое название было ими позаимствовано у глашатая молодежной революции 60-х годов Боба Дилана, который в одной из своих самых знаменитых песен пел: «Не нужно быть синоптиком, чтобы знать, куда ветер дует». Вопреки Дилану, юные революционеры посчитали, что синоптики все же нужны – для того, чтобы силой разъяснять населению, куда дует ветер. Задуманная ими террористическая кампания имела целью насильственное свержение капиталистического строя и построение в Америке «справедливого общества». Эйрс следующим образом сформулировал идеологические установки своей новой группы, которую он называл «американской Красной армией»: «Убивай всех богатых. Круши их автомобили и их квартиры. Разжигай революцию. Убей своих родителей».

Вооруженные такой незатейливой программой, рядом с которой ленинский лозунг «Грабь награбленное!» выглядит как отрыжка мягкотелого гуманизма, «уэзермены» заявили о себе в 1969 году «Днями ярости» в Чикаго. Три сотни «революционеров» в течение трех дней громили город, нападая  на полицейских и мирных граждан, поджигая автомобили, совершая акты злостного вандализма, но не гнушаясь и мелким хулиганством.

Во время «Дней ярости» Билл Эйрс уточнил свою позицию по вопросу революционного насилия, как сообщил в 1982 году журнал Rolling Stone – рупор «прогрессивного» общественного мнения с молодежным уклоном: «Мы никого не призываем стрелять из толпы. Но в то же время все должны знать, что, с нашей точки зрения, можно только радоваться, когда мочат мента, и что всякий, кто считает себя революционером, должен быть вооружен, должен уметь обращаться со стволом и держать его у себя дома».

Вскоре после этого «уэзермены» перешли от хулиганства к более серьезным действиям, объявив террористическую войну ненавистной Америке. За недолгий срок своего существования доморощеные террористы провели три десятка диверсий в отношении государственных и оборонных объектов. «Я ничуть не сожалею о том, что взрывал бомбы, – заявил много лет спустя Билл Эйрс корреспонденту New York Times (по иронии судьбы его интервью появилось в номере газеты от 11 сентября 2001 года). – Если уж на то пошло, еще мало бомбили».

В 1970 году три «уэзермена» погибли в нью-йоркской явочной квартире при случайном взрыве бомбы, которую они мастерили по чертежам своего главного конструктора взрывных устройств – Билла Эйрса. Взрывное устройство, начиненное кровельными гвоздями, предназначалось для кровавой мегадиверсии в армейском клубе в Форт-Диксе.

Эйрс не считает себя террористом. «Террористы разят без разбора, бьют по площадям, – поясняет он, – в то время как мы наносили удары прицельно, словно резали алмазом. Террористы наводят ужас, мы же стремились только к педагогическому эффекту». В развалинах дома-лаборатории полиция насчитала 60 неразорвавшихся динамитных шашек – если бы они взорвались, весь квартал был бы снесен с лица земли. А если бы Эйрсу и его единомышленникам удалось осуществить свой замысел, взорвав бомбу на танцевальном вечере в военном клубе, были бы убиты или искалечены сотни ни в чем не повинных людей. «Педагогический эффект» был бы весьма ощутимым.

После гибели трех «уэзерменов», в числе которых были возлюбленная Билла Эйрса Дайэн Оутон и его лучший друг Терри Роббинс, Эйрс и его ближайшая соратница Бернардин Дорн – Брунгильда американской революции, славившаяся идеологическим пылом и редким даже среди революционеров распутством – прямо из зала суда, где им грозил срок, ушли в подполье, откуда продолжали свою террористическую деятельность. Но шло время, революция в Америке все не наступала, в среде «уэзерменов» начался разброд и шатание, их революционный пыл шел на убыль. Один за другим террористы выходили из подполья, представали перед судом, получали наказания, некоторые раскаивались и писали покаянные книги.

В 1980 году, устав скрываться от полиции, Эйрс и Дорн сдались властям. Но обвинения были с них к тому времени сняты, поскольку суд счел, что, выслеживая террористов, ФБР допустило технические нарушения закона. Выйдя сухим из воды, Эйрс облегченно воскликнул: «Кругом виновен, свободен как птица. Что за чудесная страна – Америка!».  Однако это отнюдь не разрядило его ненависти к этой «чудесной стране» и не ослабило его решимости уничтожить ее. Эйрс не испытывал ни малейшего раскаяния в своей террористической деятельности. В книге «В бегах» (Fugitive Days), посвященной его жизни в подполье, он с гордостью писал о своем непосредственном участии в ряде терактов.

В интервью на Fox News Билл Эйрс крутил, вилял, врал, категорически отрицая все, что было хорошо известно о его преступлениях не только из полицейских протоколов и материалов следствия, но также из разоблачений его бывших товарищей: это все неправда, все лгут, только он один говорит правду; он вообще в жизни своей никого пальцем не тронул, все теракты были предназначены для того, чтобы причинить лишь имущественный ущерб. Лить кровь? Боже упаси!

При этом Эйрс постоянно сворачивал на обвинения в адрес американского империализма: мол, диверсии революционеров ничто в сравнении со зверствами американской военщины во Вьетнаме. А как же его воинственные, пронизанные звериной злобой и ненавистью обличения, например, полиции? Ну, это в духе, пожалуй, действительно излишне страстной риторики тех дней, но стоит ли придавать значение пустым словам? А как же реальные теракты с жертвами? Это не он, это все другие, его группа была рыхлой организацией, состоявшей из разных ячеек, он не мог контролировать революционные порывы своих товарищей, сам же он чист как голубь.

Так ли? В нашем распоряжении – пространные свидетельства подручного Эйрса — скончавшегося год назад Ларри Гратуола. В 1969 году он вступил в группу «Уэзермен андерграунд», в которой ему была поручена роль курьера, поддерживавшего связь между руководством – Биллом Эйрсом и Бернардин Дорн – и отдельными ячейками, на которые возлагалось практическое осуществление терактов. Новичок пришел в ужас от кровожадных замыслов своих новых товарищей и добровольно предложил ФБР свои услуги в качестве осведомителя.

В снятом в 1982 году документальном фильме «У всех на виду» (No Place to Hide), Ларри Гратуол рассказал о планах «уэзерменов», которые они собирались привести в исполнение после торжества своей революции. Он спрашивал своих предводителей, какую судьбу они уготовали упертым капиталистам – тем американцам, которые будут противиться перевоспитанию после победы революции. В ответ он услышал: этих людей нужно будет уничтожить.

По подсчетам Билла Эйрса и его соратников, ликвидации в лагерях перевоспитания подлежало порядка 25 миллионов американцев. Гратуол был потрясен: вот сидят два с половиной десятка молодых интеллигентов, в большинстве своем отпрыски состоятельных семей, выпускники престижных университетов, и совершенно серьезно обсуждают, как получше организовать убийство 25 миллионов своих сограждан.

Но, может быть, подобные разговоры носили чисто академический характер – как занятная тема для обсуждения? Отнюдь нет, утверждает Ларри Гратуол, «уэзермены» были настроены предельно серьезно. Они были убеждены, что, опираясь на поддержку международного революционного движения, им удастся свергнуть правительство Соединенных Штатов и захватить власть, они твердо верили в свою звезду.

Когда Гратуол попробовал робко возразить, что ликвидировать такое громадное число людей будет нелегко, революционные вожди воззрились на него, словно он был о двух головах. Ты что, не понимаешь, что в наших руках будет вся полнота власти? Мы будем править, кто посмеет выступить против нас? Можешь не сомневаться – пойдут на убой, как миленькие. Для Эйрса и иже с ним уничтожение несогласных должно было стать пиком успеха их революции.

Надо отметить, что они отнюдь не были оригинальны. Все радикальные революционеры вынашивают планы воспитания нового человека и соответственно истребления всех, кто будет мешать осуществлению этой великой задачи. О том, что творили ленинцы-сталинцы, целыми пластами снимавшие неугодное им население, хорошо известно. Менее известно, что о том же мечтали и французские революционеры.

Комитет общественного  спасения всерьез обсуждал, какую часть на то время двадцатипятимиллионного населения Франции потребуется физически ликвидировать, чтобы свести его до уровня, пригодного для перековки. Марат ратовал за истребление 260 000 «врагов революции» — почему-то он зациклился именно на этой цифре. Но при всей кровавой репутации этого чудовища его идея-фикс казалась детской забавой на фоне грандиозных планов других якобинских вождей.

Жанбон Сент-Андре был убежден, что население Франции следует сократить более чем наполовину. Колло д’Эрбуа ратовал за то, чтобы уменьшить население страны до 10 миллионов человек. Жан-Батист Каррье соглашался оставить в живых не более шести миллионов. Другие считали, что пяти миллионов за глаза хватит. Но всех радикальных мечтателей превзошел их признанный лидер Максимилиан Робеспьер. Он считал, что население в два миллиона – более чем достаточно для целей революции.

«Лучше превратить Францию в одно большое кладбище, чем допустить возрождение старых порядков!» – ярился Колло. Слова у якобинцев не расходились с делами: после подавления крестьянского восстания в Вандее революционеры-каратели в сознании выполненного долга с гордостью рапортовали в Париж, что не оставили в мятежной провинции «камня на камне — одни пепелища и горы трупов».

Между прочим, уж коль скоро речь зашла о кровожадных планах революционеров, тем, кто восхищается ими и видит в них романтических народных мстителей, было бы полезно знать, что карающий меч революции разит без разбора. Из общего числа жертв якобинского террора лишь 8% (1031) были аристократы и 6% (674) священники, на долю среднего класса пришлось 14% (2923), а громадное большинство – 72% (7878) – были представители городских низов и крестьянства, осужденные на смерть за накопление излишних запасов продовольствия, уклонение от воинской службы, дезертирство, мятеж и прочие преступления против революции.

Вот несколько примеров: Жан-Батист Анри, 18 лет, ученик портного, был приговорен к смертной казни за то, что спилил «древо революции»; Франсуа Бертран, 37 лет, откупщик, поплатился жизнью за поставки защитникам отечества кислого вина – осужден и в тот же день казнен; Анриэтта Франсуаза Марбеф, 55 лет, выражала надежду на приход австрийцев и пруссаков и запасалась пищей, чтобы накормить оккупантов – осуждена и в тот же день легла под нож гильотины.

Францию охватила кровавая вакханалия. Убивали направо и налево, за малейшую провинность, за преступные мысли или даже просто за недостаток революционного пыла. Из этого следует, что все разговоры революционеров о новом человеке –  не более, чем дымовая завеса для прикрытия их истинной цели: любой ценой удержаться у власти, для чего самое подходящее средство – тотальный террор. «Уэзерменам» было у кого учиться.

А что собой представлял Билл Эйрс как человек? Ларри Гратуол рассказал, как однажды вождь «уэзерменов» инструктировал его о готовившемся теракте в ресторане, популярном среди детройтских полицейских (в основном чернокожих, между прочим), с использованием шрапнели (гвоздей) и зажигательных материалов (газовых баллонов с пропаном). Гратуол заметил, что при взрыве могут пострадать ни в чем не повинные люди, на что Эйрс наставительно сказал, что в ходе революции неизбежно погибают ни в чем не повинные люди.

Что двигало Биллом Эйрсом? Ларри Гратуол выразил мнение, что главной чертой лидера «уэзерменов» было неуемное честолюбие, стремление властвовать. При этом он всегда старательно избегал малейшего личного риска и не видел ничего предосудительного в том, чтобы посылать на возможную смерть женщин, в том числе и своих возлюбленных – Дайэн Оутон и Бернардин Дорн. Ему нужно было, чтобы другие его защищали, сам он считал себя слишком важной фигурой, чтобы подвергать риску свою драгоценную жизнь.

О моральном облике «уэзерменов» наглядно свидетельствует следующий эпизод. В 1969 году на одной из сходок, которая вошла в историю под названием «военного совета», террористы возбужденно обсуждали главную новость дня – зверское убийство членами культа Чарльза Мэнсона пяти человек, в том числе беременной актрисы Шэрон Тэйт, жены известного кинорежиссера Романа Полански.

«Фантастика! – восторженно щебетала Бернардин Дорн. — Сначала они замочили этих гадов, потом сели обедать в комнате рядом с мертвяками. И даже воткнули вилку в живот своей жертвы. Вот это да! Потрясающе!» По наущению Дорн ее ячейка приняла в качестве официального ритуального приветствия салют тремя пальцами, растопыренными в виде вилки. Такая вот вегетарианская публика.

К характеру Билла Эйрса относится и вопрос о том, почему матерый террорист-революционер согласился сейчас придти в логово врага (именно так называют левые Fox News), дать интервью настоящей журналистке, которая – он не мог не знать – не даст ему спуска. Напрашивается единственное объяснение – то, о котором упомянул Ларри Гратуол.

Но вернемся к биографии нашего героя, ко второй ее части. Избавившись от необходимости скрываться от полиции, нераскаявшийся террорист стал думать, на каком поприще применить себя. Долго размышлять не пришлось. Лидеры радикального движения объявили «великий поход на завоевание общественных институтов», руководствуясь учением итальянского коммуниста Антонио Грамши.

Тот еще в 1930-х годах, сидя в тюрьме при Муссолини, в корне ревизовал марксизм, заключив, что ведущий революционный класс – отнюдь не пролетариат, а интеллигенция, и что главным фронтом в войне за преобразование общества должна быть сфера культуры. А главным условием успеха в этой войне должен стать контроль над воспитанием детей. И Билл Эйрс переполз в матрас педагогики, чтобы воспитывать пушечное мясо революции, бездумных роботов, которые будут беспрекословно выполнять приказания своих вождей. Где же еще закладывать фундамент революции, как не в школе?

В 1984 году, обучаясь в педагогическом колледже Колумбийского университета, Билл Эйрс встретил ментора, вооружившего его «передовым учением» и наставившего на правильный путь. Профессор Максин Грин возглавляла движение «критической педагогики», которое на самом деле имело лишь косвенное отношение к образованию, будучи всецело направленным на идеологическую обработку юного поколения.

Сол Стерн из консервативного Манхэттенского института – видный специалист по проблемам американского образования – несколько лет назад написал об Эйрсе статью под названием «Последний и самый отъявленный мерзавец в сфере педагогического образования», где наглядно показал, что бывший террорист нашел идеальную новую среду для продолжения своей подрывной деятельности – школу.

Стерн пишет: «Как впоследствии признавал сам Эйрс, он был зачарован лекциями Максин Грин на тему о том, как «гнетущая гегемония» капиталистического общественного устройства «воспроизводит себя через традиционную постановку школьного образования». Этой наукообразной формулировкой последователи школы «критической педагогики» выражали простую мысль: капиталисты держат общество в узде через школы.

Профессор Грин учила будущих педагогов, что они должны бросить вызов этому ужасному порядку путем внушения своим ученикам «трансформативного видения» социальной справедливости и истинной демократии. Радикальный профессор призывала своих студентов не щадить нежных чувств детей, гневно бичевать язвы существующего общественно-политического порядка. Она советовала им, в частности, описывать «бездомность как следствие махинаций домовладельцев, гонку вооружений – как последствие волевых решений владельцев корпораций, а расовое отчуждение – как продукт сознательного выбора владельцев частной собственности».

Учение «критической педагогики», сводившееся к разложению юных умов и воспитанию солдат коммунистической революции, прозвучало музыкой в ушах вчерашнего террориста. Получив диплом, Билл Эйрс принялся деятельно насаждать марксистскую идеологию в сфере образования.

Он написал книгу о моральном императиве преподавания концепции социальной справедливости в начальной и средней школе. Его труд, ставший бестселлером, широко используется в американских пединститутах в качестве методического пособия для будущих учителей, которым внушается, что капитализм – это зло, а империализм составляет самую суть «американской мечты».

Понятие социальной справедливости нейтрально, все дело в его наполненности, утверждает автор. Вот, например, тезисы курса «Образование в городских школах», составленного Биллом Эйрсом (разумеется, под городскими школами имеются в виду школы в негритянских гетто):

«Бездомность, преступность, расизм, угнетение – мы располагаем достаточными знаниями и ресурсами для успешной борьбы с этими явлениями… Мы должны выйти за узкие рамки своих частных проблем и насытить их глобальным содержанием. Мы не можем бороться за права детей в Чикаго или Нью-Йорке, игнорируя при этом факторы, связывающие нас с детьми в Индии или Палестине… Для подлинно справедливого общества будет характерно более активное стремление к распределению забот и тягот, более справедливое распределение материальных и человеческих ресурсов».

А вот другой курс Эйрса под названием «Улучшение образовательной среды». Автор тезисов напоминает учителям о том, что они никогда не должны забывать о «социальном и моральном мире, в котором мы обитаем…». Учителя  «должны быть готовы к тому, чтобы, не падая духом, упорно бороться за светлое будущее, пылать негодованием и быть готовыми в любой момент перейти от слов к делу, выступать в роли носителей идей социальной справедливости и освобождения».

Предлагаемый Эйрсом список рекомендуемой литературы по курсу, как свидетельствует Сол Стерн, в интеллектуальном отношении сильно смахивает на политзанятия в заводском красном уголке в одной из коммунистических стран, к которым он всегда испытывал неодолимое влечение.

Например, по курсу «Образование к городских школах» будущим учителям рекомендуется прочесть библию движения «критической педагогики» – трактат бразильского марксиста Паоло Фрейре «Педагогика угнетенных масс», две книги самого Билла Эйрса, монографию радикальной негритянской феминистки и теоретика критической теории расы Белл Хукс и учебную программу леворадикальной «Свободной школы». Вот и весь диапазон полета мысли – от крайне левого до запредельно левого.

Лет десять назад под редакцией Билла Эйрса была опубликована серия книг по педагогике. В состав редакционной коллегии издания входили, в частности, неизменная Максин Грин и Рашид Халиди – профессор арабистики из Колумбийского университета, пламенный сторонник «палестинского дела» и союзник Барака Обамы (газета Los Angeles Times отметила, что на протяжении целого ряда лет Обама зарекомендовал себя среди радикалов своими пропалестинскими взглядами. Статья называлась «Сторонники палестинцев видят друга в Бараке Обаме»).

Книги этой серии были предназначены стать пособиями при подготовке радикальных учителей – ударного авангарда, призванного превращать детей в послушных роботов революционного движения. В свое время Ильф и Петров издевались над творчеством пролеткультовцев от педагогики, рекомендовавших, например, преподавать историю на основе «передовых» стереотипов вроде такого: «Екатерина Вторая была продуктом нарастающего влияния торгового капитала», или «Нью-Йорк – это город, в котором с наибольшей силой выявились капиталистические противоречия».

Плоды творчества питомцев Билла Эйрса недалеко ушли от советских образцов. Вот, например, как они рекомендуют преподавать естествознание: «Сращивание капитализма и образования, сращивание капитализма и науки заложило фундамент естествознания, в котором превалируют корпоративные ценности в ущерб принципам социальной справедливости и человеческого достоинства».

Вместо этого прогрессивным учителям предлагалась «методика преподавания научных дисциплин, базирующаяся на борьбе за социальную справедливость». Такая методика «может послужить средством трансформации индивидуумов, школ, человеческих коллективов, окружающей среды и самой науки таким образом, чтобы выдвинуть на первый план идеи равенства и социальной справедливости».

(Социальная справедливость? Что-то знакомое. А, ну как же: во время своей первой предвыборной кампании Барак Обама обещал поднять налог на прирост капитала (capital gains tax) как раз во имя «социальной справедливости». Он даже выразил готовность ради этой великой цели допустить экономический спад и рост безработицы: лес рубят – щепки летят, как говаривал тов. Сталин. Вот, стало быть, откуда зацикленность Обамы за этом потрепанном марксистском лозунге.)

И далее: «Истинно трансформативная методика преподавания естествознания не только показывает, как превратить науку в разновидность политической деятельности, но также учит школьников рассматривать науку и естествознание с точки зрения трансформации институциональных и межличностных властных структур, которые играют важную роль в их жизни».

Точно по такой же методике предлагается преподавать и математику. Коллега Билла Эйрса, огнедышащий марксист Эрик Гатстин полностью политизировал свой курс математики. В частности, он учит дробям, иллюстрируя теоретические положения примерами неравномерного распределения общественного богатства. Гатстин с гордостью похваляется, что, благодаря его усилиям, многие поколения учеников лучше понимают, насколько несправедливо устроено капиталистическое общество.

Идеологические установки, внушаемые будущим учителям Биллом Эйрсом, носят откровенно революционный и антиамериканский характер. Учение бывшего террориста, как видно, совсем не растерявшего революционный пыл, быстро распространяется по всей стране. Сол Стерн отмечает, что 16 ведущих пединститутов страны, которые готовят ведущих методистов для американской системы образования, уже приняли на вооружение идеи Билла Эйрса. Образование подменяется примитивной агитацией и пропагандой.

Билл Эйрс — отставной профессор педагогики и старший научный сотрудник университета штата Иллинойс, вице-президент Американской ассоциации педагогических исследований, автор многих книг о воспитании детей и школьном образовании. Он уже не мастерит и не взрывает бомбы, но его террористические инстинкты не угасли, а наоборот – получили новое развитие. Он причиняет гораздо больше вреда, формируя мировоззрение учителей и через них отравляя умы школьников.

Согласно великому прусскому военному теоретику Карлу фон Клаузевицу, война есть продолжение политики другими средствами. Точно так же можно с полным основанием утверждать, что для Билла Эйрса и его единомышленников педагогика есть продолжение терроризма другими средствами.

Видный «неоконсерватор» Норман Подгорец рассказывает, что, когда у него открылись глаза (неоконсерваторы – это почти без исключения бывшие либералы, которых отрезвила действительность), и он порвал со своей радикальной средой, знаменитый поэт Аллен Гинзберг в ходе их последнего политического спора в ярости кричал, брызгая слюной и потрясая кулаками: «Мы достанем вас через ваших детей!» Как видим, то была не пустая угроза.

Виктор ВОЛЬСКИЙ