Позади – четверть века. Впереди – двадцать пять тысячелетий.
Украина и мир готовятся к 25-летию Чернобыльской катастрофы Чернобыльская трагедия изначально перестала быть сугубо национальной – это одна из самых трагических страниц мировой и украинской истории. Украинцы же со «своей» бедой давно уже привыкли к всеобщему вниманию и соучастию. Мой хороший приятель-американец Джейсон, навестивший меня минувшим летом в Киеве, на обратном пути к себе домой […]
Украина и мир готовятся к 25-летию Чернобыльской катастрофы
Чернобыльская трагедия изначально перестала быть сугубо национальной – это одна из самых трагических страниц мировой и украинской истории. Украинцы же со «своей» бедой давно уже привыкли к всеобщему вниманию и соучастию. Мой хороший приятель-американец Джейсон, навестивший меня минувшим летом в Киеве, на обратном пути к себе домой в Сан-Франциско специально сделал крюк из Москвы: «Хочу, – говорил он мне, – непременно побывать в вашем Национальном музее «Чернобыль», собственными глазами увидеть, как все это было на самом деле».
Джейсону очень повезло: в музее нас ожидал человек, который с «нуля» создавал его собственными руками и вот уже два десятка лет является его неизменным руководителем. Имя этого человека – Иван Дмитриевич Гладуш, генерал армии. Тот самый генерал, который в год трагедии был министром МВД Украины и который одним из первых ступил на пылающую землю Чернобыльской АЭС, а затем бессменно выстоял на этом посту с полудня 26 апреля до 14 декабря 1986 года – до того самого момента, пока дышащий жаром реактор четвертого энергоблока не укротили саркофагом.
1. Вечный зов?
Из рассказа И.Д.Гладуша:
– В ночь трагедии я был в командировке, ночевал в небольшой гостинице под Харьковом. Вдруг около двух часов – телефонный звонок: «Товарищ министр, докладывает генерал Смирнов. У нас тут ЧП небольшое – пожар на Чернобыльской станции…» – «Брось, Иван Ефимович, – говорю ему, – мы же не дети. Из-за небольшого пожара у тебя духу не хватило бы звонить министру среди ночи. Что там случилось?» – «Не могу доложить точно…» Словом, наутро был я уже в киевском аэропорту, а оттуда – вертолетом до самой станции, к полудню добрался вместе с назначенным только что председателем Государственной комиссии по ликвидации последствий аварии Борисом Евдокимовичем Щербиной…
Врезалось в память: солнечный день, вокруг роскошно цветут деревья, а над ними висит зловещее – ярко-голубое с красным – зарево. Это «светилась» радиация, она достигала 4000 рентген в час…
Тогда порядок был своеобразный: без команды свыше, лично генсека ЦК КПСС Горбачева никто ничего из серьезных вещей делать не имел права. Поэтому Щербина звонит председателю Совета Министров СССР Рыжкову: «Нужна экстренная эвакуация…» – «Я доложу…» Еще звоним, отвечает: «Горбачев сказал: не паниковать…» Тогда Щербина зовет меня и первого секретаря Киевского обкома партии Ревенко: «Что думаете?» – «Надо срочно эвакуировать людей», – говорим. – «Но знайте: всех нас исключат из партии». – «Значит, будем беспартийными…» Правда, вскоре нас все же догнал звонок из Москвы: «Даем добро на эвакуацию». И уже к полудню следующего дня стянули мы 1100 автобусов, практически к каждому подъезду подъезжал автобус в сопровождении милиционера. За 6 часов эвакуировали 51 тысячу человек. Конечно, чтобы избежать паники, мы говорили людям неправду: дескать, дня на три уезжаете, ничего, кроме документов и денег, не берите. Хотя понимали и знали: на эту землю люди скоро не вернутся. Или вообще никогда не вернутся…
…И тут на память мне приходит один из весенних вечеров – тогда, накануне какой-то очередной годовщины Чернобыльской катастрофы, ко мне на редакционный огонек в Киеве заглянул писатель Даниил Кулиняк. Он усадил свое огромное тело в кресло напротив и выложил груду любительских фотоснимков – зримое доказательство своей последней из многолетних регулярных поездок в «зону отчуждения». На сей раз, однако, на снимках было изображено нечто иное.
– Весна нынче, видите, выдалась ранней, уже отсеялись хлебопашцы Иванковского района, – кивнул тогда Даниил Иванович на один из фотоснимков…
Иванковский район, если помнит неравнодушный читатель, – самый северный на Киевщине, сосед Чернобыля. Потому тракторы с сеялками, что на пахоте возле колючей проволоки – заграждения зоны поражения – при желании вполне можно воспринимать как жизнеутверждающий символ возрождения здешних мест.
– Природа быстро залечивает раны, – продолжал Кулиняк. – Да и адаптационные возможности человеческого организма оказались значительно большими, нежели предвидели специалисты…
Вдвоем мы согласились с мыслью о том, что все украинцы, можно сказать, так или иначе приспособились к радиации. Невзирая даже на предостережения большой науки: полностью ликвидация последствий в зоне ЧАЭС сможет закончиться не раньше 150-300 лет – именно столько времени требуется отдельным радиоактивным элементам для распада. И не робея даже перед более грустными прогнозами: период распада плутония – двадцать пять тысяч лет!.. Словом, не смотря на то, что позади – лишь одна тысячная часть пройденного в вечность пути, страх перед опасностью на украинцев действует, очевидно, слабо.
Взять, к примеру, Житомирщину – одну из наиболее пострадавших от аварии на ЧАЭС областей. В свое время оттуда были эвакуированы и переселены на чистые территории более 8 тысяч семей (27 тысяч человек). В то же время почти 360 тысяч человек до недавнего времени продолжали жить и работать на радиационно загрязненной территории, 4 тысячи из них – во второй зоне безоговорочного (обязательного) отселения. Среди пострадавших – 100 тысяч детей, из них 79 тысяч проживают в загрязненной зоне. Статистика последних лет свидетельствует: на этой территории их рождается даже больше, нежели на чистых.
Как говорится, жизнь продолжается. И только свежие кладбищенские могилы похороненных здесь по завещанию – тех, кто когда-то был эвакуирован из зоны, напоминают о ее тленности. Даниил Иванович кивает: а совсем уж брошенные в зоне села тоже живут, точнее, они оживают раз в году, по весне.
– Тогда они становятся многолюдными и, я бы сказал, даже веселыми: после Пасхи там правят поминки, «на гробки» съезжаются со всех краев…
И этот процесс будет длиться до самых «зеленых праздников» – аж до Троицы: тогда в некоторых селах Чернобыльщины состоятся традиционные обряды, уходящие своими корнями в дохристианские времена, – русалии, проводы «куста», ночные гуляния на могилах предков.
– Это незабываемое зрелище, скажу я вам, – восторженно вздыхает мой гость, не раз становившийся свидетелем и участником таких обрядов. – Оно и не удивительно, если вспомнить, что украинское Полесье является центром создания славянства, то есть целой цивилизации…
Быть может, действительно, силы обычаев, историческая память, душевная потребность – все это вместе, объединенное в веру, и тянет тысячи людей на Чернобыльщину? Несмотря ни на что! На то, например, что всем им давно уже приготовлено благоустроенное жилье в других регионах страны и даже в самой ее столице, а здесь, в зоне, по выражению спикера украинского парламента Владимира Литвина, – «не жизнь, а резервация».
2. Мир не может спокойно спать
Из рассказа И.Д.Гладуша:
– О том, как и какой ценой мир был спасен в ту пору от атомной катастрофы, сказано и написано за 25 лет много. Замечу лишь характерную деталь: добровольцев, желающих лично участвовать в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, грудью броситься, как в войну, на амбразуру, было так много, что одна из моих задач состояла в том, чтобы не допустить на объект лишних. В целом же, через огненное горнило прошло около 600 тысяч человек. В том числе и 32 тысячи моих сослуживцев – сотрудников милиции и внутренних войск, 5 тысяч из них мы уже похоронили…
Вот на такую чернобыльскую «амбразуру» бросились и донецкие шахтеры. В начале мая 1986 года, напомню, была реальная угроза того, что реактор осядет и рухнет в воду… Ведь что такое он, реактор? Настоящий самовар, который стоит на железных «ногах», внизу – вода для его же охлаждения. Но эти «ноги» способны выдержать температуру не более 2600 – 3000 градусов, выше этой отметки металл становится вязким, как пластилин. Случись, «самовар» сядет в воду, то получился бы уже взрыв не атомный, а водородной бомбы, который смел бы все на своем пути в радиусе 300 километров. Поэтому стояла задача: подлезть под реактор, подвести туда охлаждающий газ, который заменил бы воду. Вот шахтеры, приняв для смелости и отчаянного рывка по стаканчику чистого спирта, делали трехминутный бросок на «амбразуру» – рыли лаз, затем шла следующая группа добровольцев… Реально: эти люди, вслед за самыми первыми пожарными расчетами на пылающем после взрыва реакторе, во второй раз спасли мир.
Но и на сегодня в искалеченном реакторе остается, по разным подсчетам, минимум 100 тонн топлива. Это – очень много. Но главное: никто не знает, как оно себя поведет завтра или через 50 лет, если его нарушить, потревожить. Поэтому в свое время было принято правильное решение, и его одобрила мировая общественность, – надежно накрыть-упаковать четвертый блок ЧАЭС. Чем быстрее, тем лучше. Ведь на нынешнем саркофаге, который возводился 25 лет назад в спешном, экстремальном режиме, давно появились трещины, их общая протяженность составляет уже 380 километров, каждая такая трещина «дымит» понемножку…
На то существует большая программа – так называемый «французский вариант». Работы ведутся активно и надежно, на все предусмотрено финансирование. Хотя ряд государств, которые по международным обязательствам должны быть донорами проекта «Укрытие», прикрываясь экономическим кризисом, несколько тормозят работы. А время, как известно, – деньги: вместо плановых 780 млн. долларов уже миллиард нужен….
…Когда прикидывали средства, которые необходимы были на ликвидацию последствий этой планетарной беды, то на момент закрытия всей станции эта сумма составляла 100 млрд. долларов. «Но тогда еще был СССР, – заметил недавно глава украинского парламента Владимир Литвин, – и эту проблему решал, по сути, весь мир, а теперь решение этой проблемы переложили на плечи наших граждан».
Впрочем, такое утверждение далеко не однозначно и, наверное, не всегда справедливо. Ведь известно, например, как ревностно наблюдает Япония за происходящими процессами ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС. В связи с этим ее суммарная помощь Украине превысила 100 миллионов долларов. Это и средства на известный объект «Укрытие», и на разнообразные научные исследования, и на благотворительную помощь… Я как то при случае спросил у бывшего Чрезвычайного и Полномочного Посла Японии в Украине Муцуо Мабучи: от кого конкретно исходят такие инициативы? «Очень часто это прерогатива правительства, – ответил он. – Тем более, когда речь идет о солидных финансовых траншах или материально-технической помощи. Но в большинстве случаев желание помочь, и прежде всего украинским детям, исходит от народа, от простых людей». В доказательство сказанному дипломат поведал довольно трогательную историю. Как-то хозяйка небольшого торгового заведения из японского города Исэ, посмотрев документальную телепередачу о детях Чернобыля, отправила в Украину соль, которой торгует ее магазинчик. Женщина была убеждена, что эта самая соль содержит минералы, обладающие детоксикующим эффектом и содействующие выведению радиации из организма…
По мнению же МАГАТЭ, поскольку Украина пережила одну из самых страшных катастроф на атомных станциях, огромное значение для мирового сообщества имеет здешний опыт преодоления аварии. После Чернобыля во всем мире был кардинально изменен подход к безопасности на АЭС. Опыт совместной работы атомщиков из многих стран, анализ чернобыльских ошибок, а также ошибок, сделанных на других АЭС, позволяют найти самый оптимальный подход в работе по предотвращению аварий.
Хотя, конечно же, ЧАЭС – не только мировая лаборатория. Это, прежде всего, всеобщая головная боль. Мир не будет спокойно спать до той поры, пока под раненным реактором остается то, что там осталось от ядерного топлива. Именно по этой причине в декабре 1997 года странами «большой семерки» (в ту пору) и некоторыми другими государствами был учрежден Чернобыльский фонд «Укрытие»: нужно помочь Украине создать новую безопасную и экологически стабильную систему защиты взорвавшегося реактора. А уже в наши дни страны теперь уже G8, а затем и G20 изыскивают возможности выделять Чернобыльскому фонду и дополнительные средства. Распорядитель фонда «Укрытие» – Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР) уверяет, что использование донорских вливаний происходит строго по правилам. «Это делает практически невозможным их нецелевое использование», – заметил директор ЕББР в Украине Андре Куусвек во время одной из наших с ним встреч. Хотя, конечно же, денег все равно хронически не хватает – такой уж масштаб катастрофы и ее последствий.
Поэтому Президент Украины Виктор Янукович обратился к президенту ЕБРР Томасу Мировому во время их недавней встречи в Давосе: «Мы в целом удовлетворены уровнем партнерских отношений с ЕБРР. Хотелось бы, чтобы вы и дальше продолжали программу объекта «Укрытие», чтобы мы вместе сейчас отработали возможность увеличения фонда «Укрытие». Глава государства отметил, что к этому процессу могли бы быть привлечены новые доноры, а соответствующую работу целесообразно было бы провести во время Международной конференции «25 лет Чернобыльской катастрофы. Безопасность будущего», которая вскоре состоится в Киеве.
3. «Зона отчуждения» должна работать
Из рассказа И.Д.Гладуша:
– Очистить и «упаковать» 30-километровую «зону отчуждения» вокруг ЧАЭС – конечно же, нереально. Но уменьшить ее вредоносное влияние на человека, на растения, на почву – вполне возможно, способы есть. И прежде всего – мыть, мыть, мыть… Человек так устроен, что должен жить и всегда надеяться на что-то лучшее. Надежда – главный Бог человека.
Поэтому-то и Чернобыльская зона к себе подпускает. И манит. Я со своими товарищами-генералами каждый год туда езжу. Какая-то особенная ностальгия… Хотя чернобыльских проблем по здоровью имею много. Стараюсь не обращать на них внимания. У меня многолетний режим: в 7 утра подъем, дальше – гимнастика, плавание и – обязательно на работу. Мужчина должен работать до тех пор, пока его, извините, не вынесут ногами вперед…
Да, многих тянет в Чернобыль. Не только коренных жителей или тех, кто когда-то работал на станции. Вот недавно приехали ко мне два «американца» из Сан-Франциско – мои бывшие земляки по Днепропетровской области. Спрашивают: «Как попасть?» – «Зачем оно вам, хлопцы?» – «Как же так? Это ж не только интересно… Такая катастрофа!..» Поэтому правильное предложение прозвучало недавно от министерства по чрезвычайным ситуациям: нужно организовать постоянный туристический маршрут в «зону отчуждения». Это, в принципе, допустимо. Но такую работу должны выполнять грамотные люди. Ведь как там, в зоне, на самом деле? Вот тропинка чистая, а шаг в сторону – и зашкаливает радиационный фон…
…По такой «чистой тропинке» довелось шагать и мне весной 1987-го – ровно через год после аварии, когда вместе с группой советских и иностранных журналистов побывал в Чернобыле и на самой электростанции, буквально в двух шагах от саркофага. Тогда же впервые услышал мысль о возможной реэвакуации населения в некоторую часть выселенных сел. А уже в самом начале 1998 года МинЧС Украины сделало первое официальное заявление: «…значительная территория зоны отчуждения вполне пригодна для нормальной жизни, она практически чистая от радиации».
Вскоре и группа авторитетных специалистов выступила в официальном «Бюллетене экологического состояния зоны отчуждения и зоны безоговорочного (обязательного) отселения» с однозначным выводом: «…В 2000 году на более 40% территории «зоны отчуждения» могут быть сняты любые ограничения… Если же сохранить некоторые очень необременительные ограничения и контрмероприятия (главным образом – сельскохозяйственные), то размер территорий, непригодных для переселения, «сожмется» до 5-10-километровой зоны вокруг ЧАЭС». Иначе говоря, по выражению тогда еще здравствующего академика Николая Амосова, последствия Чернобыльской катастрофы были преувеличены, как минимум, в три раза.
Еще раньше, где-то в начале 1992 года, был создан даже банк данных плотности загрязнения всех пострадавших регионов. А к 10-летию чернобыльской трагедии, в апреле 1996-го, Верховная Рада Украины приняла постановление №127-96-ВР, где, в частности, указано: «Подготовить предложения по реабилитации загрязненных территорий, постепенного возвращения их в народное хозяйство… превращения зоны отчуждения в прибыльную».
Минуло еще немало лет. Появилось достаточно много подобных и даже повыше «рангом» документов. Но оживить их пока никому не удается. Говорят, что одни намеренно преувеличивают последствия катастрофы, чтобы получить дополнительные ассигнования для собственных бизнес-проектов. Другие же предлагают немедленно заставить зону зарабатывать деньги на свое же содержание – развернуть, например, переработку древесины для изготовления весьма ценного брикетного топлива либо для использования ее в бумажно-целюлозной промышленности. При этом последние кивают на соседнюю Беларусь: там, на пораженных чернобыльской радиацией территориях, при участии США давно уже построено первую опытную теплостанцию, где проходят испытания новые методы использования заряженного топлива, а строительство сотен подобных ей в ближайшие три-четыре десятилетия позволит очистить 19000 кв.км загрязненного леса…
И все же ходят «по умам» в Украине многие вполне реальные проекты. Солидную прибыль, например, могло бы дать открытие международной автомобильной магистрали с востока, из России, на западную границу Украины – в Польшу, и дальше – в Европу через Чернобыль, минуя Киев. Этим маршрутом, который сокращает путь из России в Польшу на две с лишним сотни километров, уже давно пользуются некоторые автомобилисты, но – нелегально. Эта автомагистраль пересекает другую международную автотрассу – с юга на север, из Украины в Беларусь, и дальше – в Прибалтику…
– А эту идею я услышал в общении с рабочими госпредприятия «Чернобыльлес», – делился со мной все тот же коллега Даниил Кулиняк. – Практически на всей территории «зоны отчуждения» и прилегающих к ней землях можно выращивать сою, лен, разные другие технические культуры и даже разводить коней…
В Украине уже многие думают так или примерно так. Пришло, наверное, время осознать: у государства просто нет достаточных средств для обеспечения чернобыльских программ в надлежащих объемах. И прав был, конечно, председатель Совета Чернобыльской территориальной профсоюзной организации Николай Тетерин, который на днях, в преддверии «круглой» даты трагических событий на ЧАЭС, заявил: «За 25 лет мы до конца не решили ни одной проблемы, созданной Чернобыльской катастрофой, – ни социальной, ни медицинской, ни технологической, финансовой и экологической».
Но правда и в другом. Эта катастрофа очень сильно подкосила украинскую экономику: за годы после 26 апреля 1986-го расходы на ликвидацию ее последствий составили без малого 1000 миллиардов гривен, а это более 20 годовых госбюджетов страны. Если бы не эти расходы, все мы, очевидно, жили бы гораздо лучше.
Вот и по этой причине в обществе все выразительнее зреет мысль: «зона отчуждения» должна работать, не дожидаясь своей «стерилизации» в течение двадцати пяти тысяч лет. И не уповать на подачки, обещанные когда-то другими странами. Даже если эти благотворительны гранты идут от чистого сердца. Трудолюбивые и терпеливые люди, живущие в Украине, вполне могли бы сами зарабатывать себе на достойную жизнь, расчищая новые производственные и туристические тропы в зоне отчуждения ЧАЭС.
4. Самый главный «очевидец»
Из рассказа И.Д.Гладуша:
– Когда рушился Советский Союз, ситуация сложилась так, что я решил уйти на пенсию. Но для того, чтобы ничего не делать, сил хватило только на один месяц и 6 дней. Чувствую, больше не выдержу, сойду с ума. Потерял интерес к жизни. Квартира большая, а я в ней – сам, совсем один. Подниматься утром с постели – для чего? Бриться – а зачем? Потому вскочил как-то, привел себя в порядок и решительно направился к министру МВД – тому, что сменил меня на этом посту. «Андрей, – говорю ему, – давай любую работу, чтобы я знал: утром нужно встать, надеть галстук и шагать на работу». Словом, посидели, поразмыслили и решили: чтобы я и при деле был, и само дело хорошее сделал, будем создавать настоящий музей «Чернобыль».
До этого ведь как было? Сразу же после взрыва четвертого реактора ЧАЭС и мобилизации личного состава для спасения людей, охраны порядка и безопасности МВД поручило аварийному штабу министерства и политуправлению вести так называемый «бортовой журнал» – фото- и видеосъемку. Он и стал основой первоначальной экспозиции Музея Мужества и Славы, которая была открыта в здании Управления пожарной охраны Киевской области к первой годовщине трагедии…
И вот уже «под меня» отдали дряхлое помещение на древнем киевском Подоле – там когда-то размещалась 4-я пожарная часть города. Мы это домишко развалили и на его месте построили новое, с виду, поглядите, как настоящая пожарная часть. Там и ворота в боксы на первом этаже есть, и пожарные машины. Рядом поставили медицинскую «Скорую помощь» и военный БТР – технику, которая также в апреле 1986-го реально работала на спасательных работах наряду с пожарными нарядами.
Словом, был я и генеральным директором, и прорабом вновь создаваемого музея. Чуть позже создали творческую бригаду во главе с известным киевским художником, лауреатом Государственной премии Украины имени Т.Г.Шевченко Анатолием Гайдамакой. И уже к шестой годовщине трагедии – в 1992 году – приняли первых экскурсантов. С той самой поры здесь побывало свыше миллиона посетителей – это если говорить только о так называемых учтенных, а самому музею присвоено статус «Национальный»…
…В музейную экспозицию ведет символическая Чернобыльская дорога. На ней лежит вырванная с корнями яблоня – библейское дерево жизни. Сочные красные плоды – символ благосостояния и радости – катятся по дороге навстречу посетителям. Это напоминание о том, что жизнь на землях украинского Полесья закончилась в тот самый миг, когда новые сутки 26 апреля 1986 года только начали свой отсчет: 1 час 23 минуты 48 секунд. С этой временной отметки и в течение последующих 25 тысяч лет (немыслимая цифра для нашего сознания!) люди, по идее, не могут нормально жить на искалеченной радиацией земле – именно столько времени, напомним, нужно для полного распада плутония…
Вдоль дороги – указатели с названиями 76 городов и сел Украины, уничтоженных радиацией. Она же, эта дорога, приведет нас к действующей «в трех ипостасях» диораме: Чернобыльская АЭС до, во время и после взрыва станции. Все как бы происходит на наших глазах…
И вот уже в центре зала установлен покров из уничтоженной церкви Архистратига Михаила, что была когда-то в селе Красном. Вместо купели под ним качается лодка из Полесья – символ Ноева ковчега. Дети, побывавшие в музее, очень часто оставляют в ней свои любимые игрушки. Над лодкой парят два ангела: белый и черный – это Добро и Зло. Еще чуть выше, на самом потолке зала, тревожно мигают «атомные электростанции», расположенные на всех континентах Земли…
В музее – более семи тысяч экспонатов: документы с грифом «Секретно», реликвии из «зоны отчуждения»… И много-много живых лиц на черно-белых фотографиях…
Конечно же, все это – лишь небольшие штрихи к огромной экспозиции Национального музея «Чернобыль», разместившейся в трех просторных залах и соединившей во временном пространстве прошлое и настоящее, наверное, не только Украины – всего мира. Не случайно ведь здесь побывали представители без малого ста стран, в их числе – лидеры многих государств Европы, США, авторитетных международных организаций, церквей…
В эти дни музей живет особенно напряженной жизнью, а у 82-летнего генерала армии Гладуша, как никогда, много работы: мир готовится к грустному юбилею, в столицу Украины скоро съедутся тысячи участников Международной конференции «25 лет Чернобыльской катастрофы. Безопасность будущего», уже сегодня к тихому переулку Хоревому на Подоле непрерывно тянутся люди. Ведь он, музей, – самый главный «очевидец» былого.