О Высоцком

Номер #798

Тридцать лет назад умер Владимир Семенович Высоцкий, человек яркой, противоречивой и трагической судьбы. Судьбы, которая доставалась тем, кому много было дано, но с кого много было и взыскано.
При жизни каждый человек в большей или меньшей степени окружен людьми, но после смерти количество окружавших может изменяться. У людей обычных, так сказать, это количество остается неизменным, убывая лишь по прошествии времени за счет естественного, увы, процесса. Зато люди известные по завершении земного пути обрастают великим множеством друзей, знакомых и просто современников. Так случилось и с Высоцким.

Есть, правда, один нюанс. Это произошло далеко не сразу. До тех пор, пока власти не повернулись лицом к ушедшему, о дружбе с ним говорили лишь те, кто действительно был ему другом. Говорили в камерной обстановке, другой не наблюдалось. Перемены начались тогда, когда Высоцкого посмертно ввели в «обойму». В 1986 году ему присвоили звание заслуженного артиста РСФСР, а через год – звание лауреата Государственной премии СССР. Это была команда, по которой появилось все – и бронзы звон, и гранита грань. Число друзей стало увеличиваться, ведь для этого уже не нужно было учитывать мнение самого Владимира Семеновича, достаточно был просто заявить, что, мол, вот «Володя мне сказал», а то и «а я Вовке посоветовал».

Я не был знаком с Высоцким. Никогда его не видел, ни в жизни, ни на сцене. Страшно сказать, но я не считал и не считаю его ни великим поэтом, ни великим певцом, ни великим актером. Потому что эти ипостаси (несмотря на серьезность разговора, сразу вспоминаются довлатовские «Компромиссы») порознь никак не характеризуют феномен Высоцкого. Все вместе же они делают его великим человеком. Может быть, даже человеком не от мира сего.

Попытаюсь объяснить свою точку зрения.
На шестидесятые годы прошлого века, когда Владимир Высоцкий стал известен как автор и исполнитель песен, пришелся тот период советского «реального социализма», когда он, этот социализм, достиг, по определению кремлевских идеологов, стадии зрелого. Зрелость заключалась в окоченении буквально всех сторон жизни общества и государства. Что и привело в конечном итоге, к известному финалу. В эти годы окончательно сложились советские мифы о войне, о человеке труда, о советском человеке и о том, чем он отличается от людей из других стран. Над мифами посмеивались, но, в общем-то, как-то с этим мирились. Жили, одним словом. И вдруг – песни Высоцкого. О штрафных батальонах. Об артиллерии, которая бьет по своим. О работягах. О зеках. Об американских агентах, дискредитировавших и ГУМ, и театр МХАТ. Обо всем.

Эти песни срывали с действительности удобный для всех лак, сквозь который то, что было вокруг, казалось хотя и не совсем похожим на будущее, обещанное партией, но, по крайней мере, как-то оправдывало те жертвы, что были принесены на алтарь социализма. Властям это не нравилось.
И если бы только это. Вспомним еще раз Довлатова: он писал, что журналисту в СССР разрешалось «не соответствовать» только в чем-то одном. Но нельзя было одновременно быть беспартийным, талантливым, евреем и пьющим. Все эти пункты у Высоцкого наличествовали. Он был безусловно талантлив. Не состоял в КПСС. О его еврейских корнях упоминается в «Википедии». Что касается последнего, то что там говорить…

Кстати. В девяностые и нулевые мне довелось достаточно близко наблюдать ряд персон, имевших статус олигархов и госчиновников от районного до областного масштабов. Многие из них систематически и крепко пили. Что ни в коем случае не приближало их к разряду талантливых. Мне кажется, единственное, что было общего у этих людей с Высоцким, это осознание вневременности, что ли, их существования. С одной, весьма, впрочем, большой разницей: чиновники и олигархи ощущали преходящий характер своей финансовой и административной власти, зависимость ее, этой власти, от причуд стоящих над ними еще более могущественных персон. Тогда как Высоцкий просто понимал, что мир не соответствует его высоким требованиям, и неизвестно, когда будет соответствовать. Этим объясняется и разница в поведении Владимира Семеновича и тех, кого я назвал олигархами и чиновниками. Первый как бы не стремился к светлому будущему, которое для многих означает деньги и должности, а до другого и не надеялся дожить, так как понимал, что за это надо платить запродажей души, тогда как вторые после неумеренного потребления спиртного ложились под капельницу в надежде выйти из-под нее очищенными и вновь пригодными к дальнейшему возведению своего личного земного рая.
Как бы то ни было, об официальном признании при жизни Высоцкого не могло быть и речи. Я думаю, ему, несмотря ни на что, все же было горько это сознавать, ведь, как и любой другой человек такого уровня, он понимал, чего был достоин. Но это же, то есть демонстративно безразличное отношение со стороны властей, вместе с той правдой, которая содержалась в его песнях, способствовало невероятной популярности у народа.

Прошли годы. Высоцкий сегодня – это уже что-то давнее. Да, был. Поет, певец, актер. Не поняли, не оценили. Обычное дело, как и с Пушкиным. Все устоялось, стало на свои места, разложено по полочкам.
Тридцатилетие ухода Высоцкого вновь всколыхнуло сообщество друзей, знакомых и современников. Вновь потоком пошли публикации о последних днях. Домыслы и догадки о причинах гибели. «Я видел его за день…», «я был на его последнем концерте», и так далее. Неистребим соблазн еще раз на миг поставить свое имя рядом с именем Высоцкого, если не в связи с его жизнью, то хотя бы в связи с его смертью.
Ну, а я-то, почему я взялся писать сегодня о Высоцком? Просто, «на дату»? Нет. Причина для этого у меня есть. И вот какая.

В начале 1980 года я два месяца провел в Москве. Как я ни пытался попасть на Таганку, мне это не удавалось. И вот – у «жучка», торговавшего из-под полы у Большого театра, билет появился. Стоил он, конечно, страшно дорого, но я его купил. Билет был на «Преступление и наказание». Свидригайлова должен был, естественно, играть Высоцкий. Но оказалось, что в этот день его не будет. И кто-то, шедший именно «на Высоцкого», сдал билет.

– А почему Высоцкий не играет? – спросил я «жучка».
– Уехал в Париж, к Марине Влади. – ответил он.
Не знаю, правда ли это. Но о том, что Высоцкий в то не слишком свободное, мягко говоря, время часто выезжал за границу, знали все. И я хорошо помню, что подумал тогда: вот – Высоцкий, какой он свободный человек. Захотел – уехал. И еще: как здорово будет, когда все в Союзе станут такими же свободными. Честное слово, так я и думал.

Лишь позже я понял, как заблуждался. Мне, да и многим другим, казалось – вот откроются границы, отменят шестую статью конституции (о руководящей роли партии), людям дадут право на экономическую самодеятельность (прошу прощения за корявый термин), и все наладится.
Теперь из России всякий волен ехать куда хочет. Можно, не выходя за пределы Садового кольца, записаться в любую из многих партий. Даже зарегистрировать предприятие (я здесь не говорю о дальнейшей его, предприятия, судьбе) не возбраняется. Но, как оказалось, к свободе это не имеет ровно никакого отношения. Все эти достижения лишь вернули Россию к тому состоянию, из которой ее вырвали в октябре семнадцатого года. И только.

Высоцкий часто бывал за границей. Это та доля свободы, которую он вырвал для себя. Там он понял, что, даже вернувшись к предреволюционному состоянию, Россия не сможет удовлетворить его высоким требованиям к среде, в которой человек достоин жить. Потому-то, как мне кажется, он и не уехал на Запад. Хотя и мог.

Часто Высоцкого пытаются представить русским поэтом, русским бардом, русским артистом. Думается, это неверно. Высоцкий был и остается универсальным. Вообще, мне кажется, что поэт, бард или артист, занятый лишь описанием жизни конкретного народа, уподобляется антропологу. Истинные же поэты, барды и артисты, к коим, несомненно, надлежит причислить и Высоцкого, поднимают всеобщие проблемы, пользуясь для примера материалами, относящимися к конкретному народу. Тем и они велики.
А человек, он и сегодня, как тридцать, сто, тысячу лет назад, так же несвободен. Несвободен от алчности, жажды наживы, от зависти, от соблазна предательства. От многого он несвободен. Кто-то этого не замечает. Тем же, кто это видит, жить на свете неуютно. Как это было с Высоцким.

Сергей Восковский