Жизнь в игре, или Партия двух королей

Issue #736
Говорят, что по ночам во мраке кулис легендарного английского театра Друри Лейн появляются две тени. Полтора века назад их соединила судьба и сплетни, которые есть “предисловие легенды”. Все эти годы кочует по подмосткам история дружбы-соперничества короля сцены Эдмунда Кина IV и актерствующего английского короля Георга IV. У них было много общего – женщины, кутежи, вино, и главное – любовь к театру. Но одному – безграничный простор шекспировского текста, другому – строгий регламент королевского протокола. Актер, играющий королей, и король, мечтающий о славе актера. Жизнь в игре и игра в жизни, свобода и власть. Об этом – одно из последних произведений, вышедших из-под непринужденного пера ёрничавшего философа Григория Горина.
Новую версию этой давней истории “Кин IV “мы и видим в театре-студии Валерия Коновича “Зазеркалье”. Зал полон, что и неудивительно, “Зазеркалье” – растущий, интересный коллектив, пользующийся заслуженной популярностью. Поразительно,что занятые люди способны собираться после работы и отдавать массу сил, души и времени театру. Благодаря им мы можем ещё раз соприкоснуться с искусством. Ах, какой трюизм: “встречи с прекрасным”. Ну, а что делать, если это правда? Как благодарны мы, зрители, этой, не такой уж частой, возможности. Не нужно ожидать заезжих гастролеров с их мобильными вариантами спектаклей (порой не лучших). У нас есть свои театр!
Казалось бы, что нам, собственно, Англия XIX века, давние страсти и интриги? Боюсь, что многие в зале о Друри Лейн и не слыхивали. Странные горинские сюжеты – то Фландрия, то Греция, то Германия, то и вовсе сказочное королевство. “Григорий Израилевич, вы же русский писатель, ну зачем вы пишите про греков?, “- склонялся с ножницами над “Забыть Герострата” кастрат от министерства культуры. Место и время в данном случае не самое важное, это горинское “где?”, а есть ещё “что?”. И уж тут увидит каждый свое, кто забавный сюжет, кто ироничную аллегорию, а кто-то и трагическую безысходность. Можем ли мы здесь, в своем забугорном “далеке”, отразить это иронически-щемящее “что?” Можем ли мы сыграть талант? Режиссёр Валерий Конович со своим коллективом попытался это сделать.

“Кин IV “ был написан Гориным по мотивам пьесы Ж.-П. Сартра, написанной по мотивам пьесы А.Дюма, в свою очередь созданной по мотивам пьесы Теолона и Курси. Не много ли для одного сюжета? Заимствование материала не скрывают ни автор, ни театр. Tак построена вся горинская драматургия, но это не вторичность (сам Шекспир заимствовал фабулы), а блестящий прием. Драматург часто использовал бродячие сюжеты, известные истории. Это никогда не было осовремениванием, ремейком. Просто поводом переосмыслить, перевернуть, проверить нашу сегодняшнюю реальность фантазийностью прошлого. Не перелицевать пронафталиненный наряд, но пошить из старого фрака театральный костюм.
Фантазии на тему фантазии, сюжет в сюжете, театр в театре. Открытый еще в шекспировские времена и воскрешенный Е.Б.Вахтанговым в “Принцессе Турандот” прием “театр в театре” дает подчеркнутое обнажение театральной условности. В начале спектакля Вадим Краковский (Кин) отказывается играть прославленного премьера, справедливо замечая: “Никому нельзя играть Эдмунда Кина! Или Сальвини! Или Сару Бернар!”
Театр “Зазеркалье” и не пытается создать шедевр, приближаясь к гениям прошлого (возможно памятуя, что позолота рискует остается у нас на пальцах). Туда дороги нет. Благодаря спектаклю мы можем лишь приподнять завесу и попытаться познать самих себя через насквозь афористичный и такой современный текст.
Спектакль получился и изящным и смешным. Масса трюков и забавных реприз, потрясающих режиссерских и актерских находок; здесь романтический монолог оступается в иронию, а серьёзная сцена оборачивается буффонадой. Невозможно забыть величественного Георга, восседающего с бутылкой и тростью вместо державы и скипетра; или мелодию полонеза Огинского, с помощью которой принц напоминает Кину о его (а может быть, и их…) былой возлюбленной – польке. Юмор текста, помноженный на исполнительскую фантазию, и дает тот праздничный эффект, который долго ещё не покидает нас по окончании представления.
Это – театр. Создатели спектакля ни на минуту не дают нам забыть об этом. Ещё до поднятия занавеса нас в зале встречает Уличный музыкант (виртуозный скрипач Вера Будченко, она же и музыкальный редактор), именно они с суфлером (Натан Бах) открывают спектакль прямым обращением к почтеннейшей публике. Вращающиеся игровые портальные башни (декорации: Ю.Жигалов, Н.Удальцова, В.Зеленко) способствуют динамической смене действия, нисколько не стремясь к исторической достоверности. И декорации, и прелестные костюмы (Ирина Недува) довольно условны: мы в театре, а не в музее. Никто не собирается воссоздавать быт эпохи. Спектакль – о другом.
Вадиму Краковскому можно позавидовать, не каждому и профессиональному актеру повезет с ролью такого масштаба. Простор для импровизации огромен -тут и перевоплощения, и трагедийные монологи, и пафос шекспировского текста, и буффонные репризы. Но и смелостью нужно обладать недюжинной – играть после Ф. Леметра, Ж.-П. Бельмондо, А.Лазарева, Б.Золотухина. Целостность роли определяется и обилием монологов и контрастом колебаний от трагизма к комизму, что продиктованно жанром спектакля – трагикомедия.
Тень Кина – принц Уэльский, будущий король Георг IV. Валерий Конович играет его жизнерадостным, капризным и вместе с тем наивным пижоном, жадным до шкод, проказ и рискованных развлечений. Как тяготят его героя рамки королевского этикета, как тянет на свободу, на сцену, в бездонные глубины подтекста. В мир, где все не всамделишное, где пахнет краской и пылью, но где дышится вольней, чем на лисьей охоте. Но тщетно Георг пытается копировать Кина – шить у того же портного, рассказывать его истории, умыкать его женщин.
Кстати, о женщинах. Oчаровательный женский состав спектакля невозможно забыть. Мы видим мир глазами Кина, мир, тщательно подпитываемый сплетнями и интригами уморительной графини Госуэл (Элла Мэйдбрай). Мир, которым правит страстная, чувственная и одновременно расчетливая Елена (Марина Зеленко). Мир, в котором даже пленительная юная Джульетта Анна Дэмби (Илона Рубашевская) становится холодной и продажной. Милые дамы, а также их партнеры Борис Грибановский (ограниченный посол Дании Кефельд) и Александр Литовченко (коварный лорд Мьюил) и создают тот мир реальности, от фальши которой задыхается Кин. Нам становится ясно, почему он был столь эксцентричен и в жизни совершал безумные, беспутные, театральные поступки.
Он был неуправляемым талантом. Великий Тальма как-то сказал о Кине: “Он был великолепным необработанным самоцветом; отшлифуй и огрань его – и он станет совершенным трагиком”. Кин никому не дает права себя “отшлифовывать” (гамлетовское “На мне играть нельзя”), впрочем, как и все герои Горина. Тиль, Мюнхгаузен, Свифт, Калиостро, Кин, шут Балакирев не желают подчиняться общепринятым условиям игры, они ломают установленные рамки, считая, что лучше прослыть чудаком, шутом, сумасшедшим, чем “быть как все”.
Необходимо особо сказать и еще об одной линии, присутствующей в спектакле – второстепенный персонаж, возвышающийся до рефрена героя. Это могло бы стать темой самостоятельного исследования. Ламме из “Тиля”, Патрик из “Свифта”, Ученик Охотника из ” Обыкновенного чуда”, Соломон из “Кина”. Трогательный и мудрый суфлер в исполнении Натана Баха – не третьестепенный персонаж; множество раз перевоплощаясь, он практически ведёт спектакль, все время напоминая нам, что это лишь театральное представление. По своей глубине и трагизму он отсылает нас к Шуту из “Лира”(даже монолог там присутствует), выводя нас на темы Шута и Короля. Когда Соломон рассказывает о том, как играл Кин, он на мгновение перевоплощается в великого трагика, и становится ясно, что он и сам мог бы его сыграть. Снова эти перевертыши: Шут – Король; Соломон – Кин; Кин – Георг.
Коллектив театра-студии “Зазеркалье” понял в пьесе главное: она – не о жизни великого актёра и его коронованного друга – она об игре. О том, как прекрасно играть в жизни, играт,ь не заботясь о последствиях, о реакции зала. “Мой главный зритель – там, на небесах”,- восклицает Кин.
Что может быть прекраснее, чем разыграть свою жизнь как смешную и в меру грустную комедию, завершив ее печально-светлым финалом и уйти в небытие под аплодисменты? (Сам Кин, кстати, так и умер – на сцене, в роли Отелло.)
Во всей горинской драматургии практически всегда присутствует отстранение и “саморежиссура” героев. Медведь режиссирует свою гибель, Свифт проводит генеральную репетицию собственных похорон, Георг планирует торжественные проводы собственного тела. И лишь Мюнхгаузен вздыхает: “Черт возьми, как надоело умирать”.
Горинские герои не исчезают, а уходят в вечность тихо и торжественно. Марта и Мюнхгаузен – “вверх, выше и выше по лунной дорожке”, в Кине герои вновь появляются вместе на сцене театра “Варьете”, чтобы уже не разлучаться. Не смерть, а переход в иное качество. Они уходят, как и сам автор, чтобы вернуться в вечности.