Оклик. Литературный проект. Выпуск 4.

Оклик. Литературный проект. Выпуск 4.

Issue #747 Мария ПЕРЦОВА Обьяснение Не с первого взгляда, не с трапа, не с ходу – С разлада, надсада, с изнанки, с исподу… Вошла в мои помыслы позже, чем надо – Новейшей истории дерзкое чадо. Не сразу, с тележками, в утреннем дыме, Твои сумасшедшие стали родными, Не вдруг мою грудь прокололи несмелo Подветренных сосен амуровы […]

Share This Article

Issue #747

Мария ПЕРЦОВА

Обьяснение

Не с первого взгляда, не с трапа, не с ходу –
С разлада, надсада, с изнанки, с исподу…
Вошла в мои помыслы позже, чем надо –
Новейшей истории дерзкое чадо.
Не сразу, с тележками, в утреннем дыме,
Твои сумасшедшие стали родными,
Не вдруг мою грудь прокололи несмелo
Подветренных сосен амуровы стрелы.

Твои города – не спеша, постепенно
Меня провели за кулисы, за сцену,
Oставивши в силе иные законы,
Меня допустили в свои павильоны.
Позднее пришло обобщение сходства –

Твоя красота рождена из уродства.
Язык твой облекся значеньем не сразу –
Шипение речи? Кипение джаза? –
Уайльдовский пир на Шекспировом блюд е-
Чужой и великий, таким и пребудет.

***
Не зрелость, пожалуй, а спелость –
Обжился в холодной судьбе,
И что-то саднящее спелось,
И ты беспощадней к себе,

Но все ж до поры урожайной
Раскачивать веточку впрок,
Пока твой читатель случайный
Рассмотрит сквозь изгородь строк

Не рифму внутри и на стыке,
Не свергнутый класс запятых,
А времени темные блики,
Неверные лики святых.

В.К.

Память, как подол, подрублена,
Непростая антология…
Те года текли округлые,
Будто бы холмы пологие,
А теперь летят отвесные,
Страшно заглянуть, Володенька,
Вот уже мои ровесники
За себя берут молоденьких,
Вот уже местами мечутся
Пассажиры и водители,
Вот застыли перед вечностью
Беззащитные родители.
Вот уже в стихи упрятаны
Крохи веры и безверие,
В нас с тобою кровь Двадцатого
Под загаром Двадцать Первого.
А под той, что сухо лупится,
Кожа ли, душа ль – творожная.
Дети порют
наши глупости
Топая своей дорожкою.

Моим книгам

Никаких там читалок, публичек,
Вы – кирпичики жизни моей,
Вы со мною пребудете лично
До конца моих дней.
Вот Макбета четвертая сцена…
Маргарита парит на метле…
Вы – совсем не такая уж ценность
В эту пору, на этой земле.
Рассказать, как застоя икринку
Грел, сжигая до дыр пуловер,
В муравейнике черного рынка
Раздобытый за сотню Флобер?
Как бежалось – с поджаростью гончих,
Наконец-то напавших на след,
Обменять на заветный талончик
Пожелтевшие кипы газет,
Как во тьме шебуршали засовы,
И горел, задыхаясь, ночник-
Как поил своим холодом совьим
Самиздата строптивый родник?
Мои прежние книги остались
В той стране – ее нету на свете.
Вы – другие, из глянцевой стаи,
И мне некому вас завещать.
Иногда, поздний гость, вас приметив,
Узнает на предмет почитать.
Я чуть-чуть постою, повздыхаю,
Переплеты в ладонях вертя,
Но конечно даю, отпускаю,
Словно к бабке, на лето – дитя.

Чужие города

Мне родственны чужие города,
Умело, словно опытный рассказчик,
Переворачивающие медаль
Навстречу преходящим.
Вываливающие мишуру
На площадей сырую мешковину,
Выпячивающие кожуру
И прячущие сердцевину.
Мне от роду близка их маета,
Их улиц перетянутые нитки,
Прохлада сероватого гранита
С вкраплением сентябрьского листа.

Муза

Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
Анна Ахматова

…А все же она у меня гостевала,
Вне всяких сомнений.
У книжного долго стояла развала,
У бледных тиснений.
А дудочки не было, было, по-моему,
Что-то из струнных,
И странный, неистовый запах левкоев
С бульваров безлунных.

И звездного света ничтожные крохи,
Сливаясь, лепили
Ее горбоносый классический профиль
И плечи Рахили.

Борис ВИКТОРОВ

Равноденствие

Изменились деревья, состарились,
снег обмяк у высоких заборов.
Все живое бежит от усталости,
больше утренних слов в разговорах.

У окошка стою, как у проруби,
на краю ледяного обрыва,
и тяжелые снежные отруби
ловят ртами разбухшие рыбы.

О, как мне в этой жизни хотелось бы,
убежав из прокуренных комнат,
расколоть ощущение целости
и собрать, но уже по-другому.

Надоело молчать и паясничать,
говорить или гладить по шерсти…
Я еще с каждым зверем и ястребом
научусь говорить в совершенстве!

Сон с диалогом во сне

Ответь,
как жить без твоих касаний,
просьб, заговоров, иносказаний,
смотреть завьюженными глазами
в ночную темень,
где кружит вихрь, как летящий
демон,
но в сон не входит щемящей
темой,
ему меж близкостоящих зданий
кружить, обняв всех неспящих
с нами
двумя крыламн, точней — всем телом.

Но в эту ночь мне приснится дважды
сон с неоконченным диалогом,
с рекой недвижимой за порогом
и лесом выжженным, и дорогой —
такой пологой
в лесу овражном,

и будут в воду входить отважно
две вороные,
и будут звезды в глазах их влажных
мерцать, как лилии ледяные
в реке холодной.

— И ты забудешь меня однажды?
—Но не сегодня.

И будут плыть вороным навстречу
деревья, будут гореть упруго
прожекторов неподвижных свечи.
— Сон, отделяющий друг от друга…
— Но не навечно,

поскольку мы все равно магнитны,
и что решат ворожба, молитвы?
— И ты забудешь меня?
Отвечу:
—Зато мы квиты.

И берег с пригородом недавним
их встретит шорохом шин и дальним
глухим отчетливым перестуком
колес под выгнутым виадуком.
— И мы расстанемся с этой тайной?
И я отвечу тебе:
— Друг с другом.

В снегу стояли две вороные,
а над приплюснутыми холмами
столбы серебряные ночные
тянулись правильными рядами,

и ветер, рыская где угодно,
легко, вольготно
касался арфы высоковольтной
крылом свободным.

В снегу стояли две вороные,
два знака нотных.

Я тоже, тоже плыл вместе с ними,
с разгоряченными вороными
под освещенными небесами —
плыл вместе с ними,

сокрытый черными их телами,
согретый черными их боками,
я был отчетливо видим вами —
плыл вместе с ними,

как птица раненая, рывками,
с двумя большими,
с двумя тяжелыми, как бы чужими,
двумя крылами.
— О, сон во сне, что же будет с ними?
— Что будет с нами?

В снегу стояли две вороные,
два знака нотных.

В снегу стояли две вороные,
и таял снег на их спинах потных…
— И ты забудешь меня отныне?
— Но не сегодня.

***
И камень под ногой, и дрозд в лесу,
и гроздь рябины жаркой на весу,
и крик птенца, и молния в гортани —
останутся! Им жить и жить годами

в черновиковой памяти твоей
среди лесов, метелей и теней,
им жить и жить с тобой — пока навеки
темь не сойдет и не сомкнутся веки,

но и тогда останется иной
мир, перенаселенный тишиной
и наготой, когда уже едины
и молния, и дрозд, и гроздь рябины,

и камень под ногой…

Сергей ПАГЫН

***
Замерзла времени вода.
Душа, как рыба, спит.
Горчит вино. Дрожит звезда.
В полях состав гремит.

И если в мертвый этот час
покинуть темный кров,
пространство тут же втянет нас
в движение углов

домов и улочек косых,
некрашеных оград,
в протяжный ход ветров сквозных,
в деревьев маскарад.

И ты, смотрящий в гиблый мрак,
притихший у окна,
и ты – пространства раб и знак,
его величина.

Смотри, как в прорубь, в свой же лик
покуда не сверкнет
души серебряный плавник
внутри оживших вод.

В предыдущих выпусках «Оклика» были опубликованы стихи Бориса Викторова, Виктора Голкова,Виталия Калашникова, Олега Максимова, Марии Перцовой, Олеси Рудягиной, Сергея Сапожникова, Николая Сундеева,Валентина Ткачева.

Выпуск подготовили Николай Сундеев и Мария Перцова

Share This Article

Независимая журналистика – один из гарантов вашей свободы.
Поддержите независимое издание - газету «Кстати».
Чек можно прислать на Kstati по адресу 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121 или оплатить через PayPal.
Благодарим вас.

Independent journalism protects your freedom. Support independent journalism by supporting Kstati. Checks can be sent to: 851 35th Ave., San Francisco, CA 94121.
Or, you can donate via Paypal.
Please consider clicking the button below and making a recurring donation.
Thank you.

Translate »