Портрет художника в старости

На главные роли в своём фильме Джаглом пригласил Тьюздэй Велд, Филипа Проктора и своего приятеля Джека Николсона. Четвёртым должен был быть актёр другого возраста, другого поколения, и молодой режиссёр, набравшись наглости, явился в нью-йоркскую гостиницу Плаза, где жил Орсон Уэллс.

Уэллс, облачённый в лиловую шелковую пижаму (похожий, по словам Джаглома, на гигантскую виноградину), открыл дверь, глянул на незваного гостя и задал вопрос, который не предвещал приятной беседы:

«Что надо?»

«Я Генри Джаглом»

«Ну, и это должно объяснить – чего тебе от меня надо?»

Джаглом, торопясь, рассказывает, что собирается снимать свой первый фильм для BBS и хочет попросить мэтра сыграть в нём.

«Где сценарий?»

«У меня нет сценария».

«Почему?»

«Потому что, если вы согласитесь играть в моём фильме, это будет одна роль, а если не согласитесь – совершенно иная».

«Нет сценария – не о чем говорить».

«Ваш персонаж – фокусник…»

«Фокусник? Я сам фокусник. Фокусник-любитель, конечно. Но я не снимаюсь у начинающих режиссёров в фильмах по их первому сценарию».

«Гражданин Кейн» был вашим первым сценарием».

«Ты сказал – фокусник?»

«Да. И я думаю, что у него должен быть лёгкий еврейский акцент. Я знаю, что в Лондоне вы всегда обедаете в еврейском ресторане. Говорят, что вы считаете себя евреем…»

«Я еврей. Доктор Бернштейн*, вероятно, мой отец… Что, если мне надеть кипу?»

«Конечно, пусть будет кипа».

Так началось их знакомство.

Еврейский акцент у Орсона Уэллса получился замечательно. Но вместо кипы на него надели шляпу.

Фильм был снят, публикой не принят и в течение следующих сорока лет практически не существовал. В 2010 году состоялось его второе рождение на диске Blu-Ray, изданном Criterion Collection. Но это – другая история**.

В следующий раз Генри Джаглом встретился с Уэллсом 7 лет спустя – в лос-анджелесском ресторане «Ма Мэйсон».

С этой встречи началась их странная дружба. Для Джаглома Орсон Уэллс был не только объектом восхищения и обожания, он был старшим товарищем, на которого можно было опереться, и в то же время человеком, который сам нуждался в опоре. Для Уэллса Джаглом был человеком, преданным ему бескорыстно, человеком, который практически стал его агентом, продюсером, неутомимым пропагандистом его творчества, человеком, который буквально заставлял Уэллса не сдаваться, напоминая ему чуть ли не ежедневно, что он не просто старик в инвалидном кресле, а великий Орсон Уэллс.

Несомненно, эта дружба льстила Джаглому. Но льстила она и Уэллсу: значит, на самом деле он кому-то нужен.

Обычно раз в неделю, а иногда и два, и три Джаглом и Уэллс встречались в «Ма Мэйсон», заказывали ланч, обсуждали планы и дела, болтали. И однажды, когда по просьбе французского «Вога» Уэллс сочинил автобиографическую заметку, речь зашла о мемуарах.

Когда я буду таким старым, что не смогу снимать кино, я возьмусь за мемуары,  сказал Уэллс. Но я уже позабыл так много всего. Что, если ты будешь записывать на магнитофон наши разговоры? Я говорю с тобой о самых разных вещах. Может быть, потом эти записи мне пригодятся. Как это сделать? Пусть магнитофон лежит в сумке, которую ты всегда вешаешь на свой стул, и я со временем перестану помнить о нём.

Так Джаглом начал записывать застольные разговоры.

Автобиографию Орсон Уэллс сочинить не собрался. Больше четверти века магнитофонные кассеты пролежали у Джаглома в шкафу, в коробке из-под ботинок, пока киновед Питер Бискинд не взялся расшифровать и отредактировать записи. И вот теперь книга «Мои ланчи с Орсоном» выходит в свет.

О чём эти застольные разговоры? Обо всём: о голливудских воротилах, о гангстерах, о любимых и нелюбимых фильмах, о книгах, о жёнах и любовницах, о правых и левых, о друзьях и предателях. То есть, о жизни. О прожитой жизни.

Иногда в этих записях появлялся голос третьего, точнее, четвёртого участника ланчей или собеседника (третьим обычно была собака Орсона Уэллса – Кики): Джека Леммона, Жажи Габор, Ричарда Бартона, влиятельного агента Ирвинга Лазара.

Я сказал «участника ланчей» и засомневался. Кики, несомненно, была участником ланчей, а вот была ли она собеседником? С другой стороны, большинство из тех, кто, заметив Орсона Уэллса, подходил поздороваться и поговорить, к ланчу не приглашались.

Орсон Уэллс был человеком настроения. И, судя по всему, обидел многих. Но главная проблема его была не в этом. Проблема была в том, что он выламывался из системы. И чем жёстче и стабильнее эта система становилась, тем меньше было шансов такому человеку, как Орсон Уэллс, найти в ней место.

Формально его превозносили, чествовали и награждали. Но ни одна студия не готова была дать деньги на его новые проекты, которые один за другим уходили в архив. Кажется, последней надеждой Уэллса был сценарий «Мечтатели» (The Dreamers) по рассказам датского писателя Исака Дайнесена. Обойдя все крупные студии, Генри Джаглом договорился с Northstar Production (которой руководил режиссёр Хэл Эшби). Но в конце концов и эта компания решила не рисковать 6 миллионами долларов, вкладывая их в картину «коммерчески непривлекательную».

В этот момент Уэллс был готов сдаться. «Я потерял свой девичий энтузиазм», – говорит он Джаглому. «Я не могу больше писать. Я больше не в состоянии сочинить сценарий».

Джаглом буквально заставил Уэллса взяться за новую работу. При каждой их встрече он напоминал Уэллсу об идее политического триллера, они обсуждали детали и сюжетные повороты этой истории, и однажды в 4 утра Орсон Уэллс позвонил Джаглому и сказал, что у него бессонница и вот он написал три странички. Это было начало сценария «Большое бронзовое кольцо».

Сенатор Блэйк Пелларин участвует в президентской гонке и имеет хорошие шансы выиграть её, не в последнюю очередь благодаря советнику, гомосексуалисту Киму Менакеру, который когда-то был одним из помощников Рузвельта, а впоследствии –  советником какого-то африканского диктатора (сценарий The Big Brass Ring нынче опубликован и каждый интересующийся может его прочитать).

Кима Менакера намеривался играть сам Уэллс.

Сценарий был закончен, всем нравился – и всеми был отвергнут.

(В скобках хочется добавить: именно в это время Орсону Уэллсу была вручена очередная награда – приз Гильдии режиссёров «За достижения всей жизни»).

Джаглом, однако, не сдавался и в результате нашёл человека, который согласился выложить 8 миллионов долларов. Со своей стороны этот продюсер – израильтянин Арнон Мильчан – ставил только одно условие: Блейка Пелларина должен играть кто-нибудь из первостатейных звёзд: Клинт Иствуд, Роберт Редфорд, Уоррен Битти, Берт Рейндольс, Джек Николсон.

На радостях открыли бутылку шампанского. Уэллс был уверен, что актёры его не подведут. Начало съёмок было намечено на июль 1982 года, подобрана натура, создана группа. Но этой группе не пришлось работать вместе. Клинт Иствуд сказал, что, на его вкус, сценарий чересчур левацкий, Роберт Редфорд ответил, что уже дал согласие сниматься в другом политическом триллере, Берт Рейндольс (к книге которого Уэллс написал предисловие) передал через своего агента одно слово: «Нет».

Главный – в те годы – жеребец Голливуда не вышел из образа и ответил в жеребячьем стиле. Он только что закончил фильм «Красные» (Reds, 1981) и чувствовал себя опустошенным. «Передай Орсону, – вспоминает Джаглом слова Уоррена Битти, – это как если ты выходишь из борделя после того, как трахался всю ночь. Ты выходишь без сил на яркое солнце и видишь Мэрилин Монро, которая протягивает к тебе руки. Ты бы и хотел, но уже не можешь».

Последним – два года спустя, уже в 1984 году – ответил Джек Николсон, как и Уоррен Битти, старый приятель Джаглома. Он сказал: «Да». Но вместо 2 миллионов запланированного гонорара Николсон потребовал четыре. Напомню: весь бюджет фильма – 8 миллионов, и Николсон это знал.

«Jack, it’s Orson fu…ing Welles, – воскликнул Джаглом (не знаю, как адекватно передать это по-русски). – Представь себе такое в 1968-м году!»

Николсон ответил: «В 1968-м году я бы снялся бесплатно. Я действительно хочу сыграть эту роль. Но это сразу отбросит меня назад в мир арт-фильмов, из которого я выбрался в массовое кино, где мне платят миллионы и миллионы. Если я сегодня снимусь за два миллиона, как я объясню, что за следующий фильм я требую четыре?»

«Большому бронзовому кольцу» было суждено отправиться в архив.

Я не хочу сказать, что в этот момент Орсон Уэллс решил: всё кончено. Что-то ещё происходило. Какие-то переговоры с телевидением. Какие-то фантастические планы и даже мелкие работы. Но, по-существу, жизнь свелась к тому, чтобы сидеть вот так в ресторане «Ма Мэйсон» и говорить.

«Теперь, когда моя карьера закончилась, я сижу здесь, как монумент».

Поэтому, если вы, читая эту книгу, удивитесь, что Уэллс мог кого-то обидеть, к кому-то был несправедлив и вообще выходил из роли благостного мудреца, вообразите себе ситуацию.

Вот он сидит в снобистском ресторане, и каждый хочет подойти к нему, переброситься парой слов, посветиться рядом с легендой. Каждый, кто получает два миллиона, четыре, двадцать четыре. «Великий, неподражаемый, гениальный!» – они не скупятся на комплименты. Но, когда от Питера Богдановича, который выпустил книгу об Уэллсе, потребовалась минимальная помощь в том, чтобы добиться для Уэллса студийной поддержки, он не ударил пальцем о палец. Или вот – после того, как пять первостепенных звёзд отказались сниматься в «Большом бронзовом кольце», Арнон Мильчан предложил компромисс: он готов выложить 6 миллионов (то есть бюджет фильма без гонорара звезды), если в титрах картины будет написано: «Spielberg presents», «Спилберг представляет». От Спилберга не требовалось никаких денег, никакого участия, только разрешение использовать его имя. «Я сделаю всё, что Орсону нужно», – сказал Спилберг Джаглому. Чем же закончилась эта встреча? Вот слова Уэллса: «В течение четырёх часов он истерзал мой мозг тысячей вопросов о каждом кадре «Гражданина Кейна» и «Эмберсонов» и ни словом не упомянул «Бронзовое кольцо». Он ждал, когда я сам заговорю об этом. Он поставил меня в положение, когда я должен был просить: «Да, между прочим, как насчёт того, чтобы воспользоваться вашем именем…» Он унизил меня и оставил с ресторанным счётом!»

Они говорили: «Вот тебе статуэтка, золотая пальмовая ветка, красивый диплом, мы будет изучать тебя в школе, помещать твои бумаги в архив, обсуждать твой каждый кадр» и думали: «Гениальный ты, или ещё какой, а денежек-то у тебя нет. У нас, у всех у нас есть, а у тебя нету. И никто тебе их не даст».

И Орсон Уэллс прекрасно всё это понимал.

Я бы мог поставить здесь точку и сказать: вот какая грустная книга.

Но ведь это книга Уэллса! Я не преуменьшаю работы, проделанной Питером Бискендом и, конечно, вместе с другими читателями благодарен Генри Джаглому, но автор этой книги -Орсон Уэллс. Обаяние его голоса, блеск его монологов, поразительный талант рассказчика создают ощущение, что этот Фальстаф, этот краснобай и мудрец – вот здесь сейчас с нами.

Книга называется «Мои ланчи с Орсоном». Её можно было бы назвать – на джойсовский манер – «Портрет художника в старости».

Это книга Уэллса, и поэтому она не может быть очень грустной. «Я убеждён, – говорит нам Орсон Уэллс с её страниц, – что нет таких правил и не может быть таких правил, которые диктуют художнику, каким он должен быть. Но моя точка зрения, моё представление об искусстве – которое я вовсе не предлагаю как универсальное: – искусство должно быть жизнеутверждающим/…/ Жизнеутверждающим. Я не принимаю негативного искусства».

И совсем по-уэллсовски будет, если мы объединим эти слова с тем, что он сказал в другом месте: «Никогда не ищите справедливости в мире. Она не часть Божьего плана»***.

Прошло почти тридцать лет, и мы вновь слышим живой голос Орсона Уэллса. Разве это не часть Божьего плана?

владелец BBS Берт Шнайдер, финансирование кино, Орсон Уэллс, Генри Джаглом

Михаил Лемхин