Всегда ли прав народ?

Да, это было очень красиво.

Прогрессивные, так сказать, тенденции в исторической науке давно уже приучают грызущих этот гранит учеников и студентов к тому, что народ всегда прав. Когда ему, народу, плохо, он выходит на улицы и площади и заявляет об этом. Если к его голосу не прислушиваются, он строит баррикады.

Дилма Руссефф нашла свой собственный способ общения с бунтарями. Положение обязывает – ведь в молодости мятежной она участвовала в городской герилье и сидела за это в тюрьме. Она уже пошла кое в чем навстречу требованиям. Вот если бы на этом все и кончилось. И все стало бы хоть немного лучше, чем было. Остановись, мгновенье!

Вы можете перечислять все на свете революции и уверять меня в том, что именно они-то и есть двигатель прогресса, но я все равно буду сомневаться в этом. Мне кажется, только те революции, которые произошли не вопреки, а благодаря развитию именно того народа, что ее совершил, являются для него благом.

В свое время считалось возможным за период, меньший, чем время жизни одного поколения, радикально изменить сознание людей. Я не говорю о фараоне, который велел подданным верить в нового бога – Атона. Это было очень давно. Но вот революционная Франция навязывает гражданам не только новый календарь, но и некий «культ верховного существа». И то и другое было вскоре забыто.

Многие, очень многие умы прошлого бились над решением такой задачи: как бы сделать, чтобы всем было хорошо. Из этого вопроса что только не произросло – и религии, и ереси, и атеистические теории. И все это было не просто сотрясением воздуха. За словом шло дело, и дела эти были не просты.

Между тем, в мире дела шли все лучше и лучше. Рабовладение сменилось феодализмом, за ним расцвело рыночное общество. Единственная беда – неравномерность процесса. Побуждаемые конкуренцией европейцы то здесь, то там обнаруживали общества, находящиеся в самом широком диапазоне общественных формаций. От племенных союзов до зачатков феодальных отношений. Стругацкие к тому времени еще не успели написать «Трудно быть богом», и бородатые искатели приключений просто не знали, что делать. Вышло то, что вышло.

Могло ли быть по-другому? Могло. В том случае, если бы в Америке на месте дона Фернандо Кортеса был дон Румата Эсторский, а в Африке оперировал бы дон Гуг.

Но даже и не в этом дело. Внутри одной страны, одного этноса есть регионы, заметно отличающиеся в развитии. И, в конце, концов, даже соседи по улице могут быть столь разными, что только диву даешься.

«Прогрессорство», ставшее повсеместным явлением, начиная с шестидесятых годов, привело к тому, что плоды технической мысли стали доступны всем – и тем, кто их производит, и жителям стран, куда из ввозят. Пусть в более дешевом исполнении, но почти такие же. Если бы это касалось лишь средств коммуникации и бытовых устройств, все было бы не так уж плохо. По крайней мере, можно было бы ожидать, что, по примеру азиатских, другие страны, начав с копирования, научатся делать все сами. Но и оружие стало доступно. А это создает большой соблазн разрешать все проблемы совсем по-иному.

Кризис исламских государств, который выразился в неравномерном отставании от западных, побудил их прежде, чем разделаться с главным «обидчиком», начать выяснения между собой. В Африке конфликты, принявшие форму межконфессиональных, также объясняются экономическими причинами.

Вполне возможно, что президент Бразилии изыщет необходимые средства для утоления запросов протестующих. Но в том случае, если обещания выполняются только для того, чтобы их выполнить (а так оно и есть), то «неблагодарный» народ забудет своих благодетелей и будет искать на эту роль других.

Потому что народ прав не всегда. А только в тех случаях, когда он пришел к решению не умозрительно, а выстрадал его. Как бы неполиткорректно это ни звучало.

Сергей ВОСКОВСКИЙ