4 июля – чей праздник?

Однако за неделю до двухсотлетия идеологические близнецы-братья — террористы НФПО и немецких «Революционных ячеек» — захватили самолет французских авиалиний, рейс 139 компании Air France, с 248 пассажирами и 12 членами экипажа на борту. Самолет, направлявшийся из Тель-Авива в Париж, сделал промежуточную остановку в Афинах. Вскоре после взлета в афинском аэропорту, в 12:30 часов дня, террористы сообщили с борта самолета о его захвате. В команду захватчиков входили двое арабов-членов НФПО и двое граждан Германии из немецких «Революционных ячеек» — Вильфрид Бёзе и Бригитт Кульман.

Террористы угнали самолет вначале в Бенгази (Ливия), а оттуда, простояв семь часов и дозаправившись, направились в столицу Уганды Кампаллу, в аэропорт Энтеббе. За время, проведенное в аэропорту Бенгази, они освободили одну из нееврейских пассажирок, которая успешно симулировала внематочную беременность.

По прибытии самолета в Энтеббе к захватчикам присоединились еще четверо террористов, которые дожидались их в Уганде, под прикрытием угандийского диктатора Иди Амина. Вскоре после посадки все пассажиры и члены экипажа были рассортированы и все неевреи освобождены.

Следует отдать честь французскому экипажу: когда капитан авиалайнера Майкл Бако объявил террористам, что все пассажиры находятся на его ответственности, и отказался покинуть своих еврейских пассажиров, весь экипаж последовал его примеру и остался с взятыми в заложники евреями, готовый разделить их судьбу. Отказалась покинуть приговоренных и французская монахиня, которая настаивала на том, чтобы передать свое место среди освобождаемых одному из еврейских пассажиров. Однако ее террористы просто вытолкали и силой затащили в ожидавший французский самолет.

В Энтеббе остались 85 евреев (лишь часть из которых были гражданами Израиля) и еще 20 человек, большинство из которых были членами экипажа.

Всех евреев террористы обещали убить, если не будут выполнены все их требования. А требовали они всего-то освобождения 40 террористов из израильских тюрем и еще 13, находившихся в тюрьмах Кении, Франции, Швейцарии и западной Германии. За жизни 105 человек – не такая уж большая цена. Во всяком случае, по сегодняшним меркам, когда за тела троих похищенных и убитых израильских солдат и одного «социально близкого» наркоторговца освобождают сотни живых и нераскаявшихся террористов, а за одного живого солдата – свыше тысячи убийц, многие из которых немедленно вернулись к своему кровавому ремеслу.

Однако в те годы правительство Израиля еще не было заражено капитулянтской ментальностью. Это все еще было правительство страны, осознающей, что она борется за свое выживание, и что, отдав врагу палец, ты предлагаешь ему откусить всю руку. Правительство Ицхака Рабина приняло решение готовиться к операции по освобождению заложников. Но для подготовки такой беспрецедентно сложной операции требовалось время, и чтобы его выиграть, правительство вступило в переговоры с террористами. За неделю операция была продумана до мельчайших деталей и отработана.

В ночь на 4 июля транспортные самолеты израильских ВВС, с сотней бойцов спецназа Генерального штаба и военными джипами на борту, под покровом темноты пересекли расстояние в 4 тысячи километров, отделяющее Израиль от Уганды. В дерзкой атаке, длившейся 90 минут, наши спецназовцы отбили у террористов и поддерживавших их солдат угандийской армии 103 заложника. Трое заложников погибли. Еще одна пассажирка, 75-летняя Дора Блох, ранее госпитализированная в больницу Кампаллы, была убита там прямо на больничной койке — в отместку за «израильскую дерзость». В коротком бою были уничтожены все участвовавшие в захвате террористы и 45 солдат угандийской армии. Уничтожены были и стоявшие на взлетном поле 11 советских истребителей МИГ, находившиеся на вооружении угандийских ВВС. Это было сделано с целью предотвращения погони, в ходе которой истребители могли сбить израильские «Геркулесы» в воздухе.

Из израильских спецназовцев пятеро были ранены. Единственным погибшим оказался командир подразделения спецназа — подполковник Йонатан Нетаниягу, старший брат нынешнего премьер-министра Израиля Биньямина Нетаниягу.

С тех пор мало кто помнит изначальное название операции – «Шаровая молния»: в Израиле и во всем мире ее знают как «Операцию Йонатан». И во всем мире на протяжении целого ряда лет, пока правительства Израиля не взяли курс на капитуляцию и демонтаж собственной страны во имя «мира и гуманизма», эта операция – как и Шестидневная война — напоминала о том, что с израильтянами лучше не связываться: можно крепко получить.

В те дни мы с моим мужем, светлой памяти Авраамом Шифриным, находились в Вашингтоне, где Авраам участвовал в очередном сенатском слушании, давая показания о советской пенитенциарной системе и военной промышленности, в которой до ареста он работал в качестве юрисконсульта. Однако в праздничный день в Сенате делать было нечего. Настроение у нас было далеко не праздничным – в любой час можно было ожидать, что террористы начнут расстреливать заложников. Радио и телевидение включать не хотелось: с вечера все станции с энтузиазмом долдонили о переговорах. И мы решили просто побродить по городу.

Когда мы вышли на улицу, там было непривычно людно: празднично одетые американцы были возбуждены и что-то активно и восторженно обсуждали. Вдруг чье-то внимание привлекла кипа на голове Авраама. Нас окружили и начали спрашивать, израильтяне ли мы. Получив утвердительный ответ, ничего не понимавшего Авраама схватили и начали качать с восторженными воплями. Когда его, наконец, аккуратно опустили на землю, из многоголосых объяснений мы поняли, что произошло. «Вы украли у нас двухсотлетие! Спасибо вам!» — услышали мы в качестве «объяснения».

Этот достаточно неожиданный эпизод получил еще более неожиданное продолжение весной 1980 года в Генуе, куда мы приехали поздно вечером на машине с немецкими номерными знаками.

В Германии завершалась работа над выпуском в свет «Первого путеводителя по тюрьмам, психтюрьмам и концлагерям СССР», который мы подготовили в качестве «подарка» к летним Олимпийским играм в Москве. Книга выходила одновременно на нескольких европейских языках, и Ганс Браун, глава христианского издательства «Стефанус-Ферлаг», публиковавшего книгу, решил устроить нам рекламное турне по пяти странам: Германии, Франции, Испании, Италии и Швейцарии. Подсчет расходов и учет прочих факторов (с нами была наша 5-летняя дочка, а Аврааму с его протезом ежедневные подъемы и спуски с самолетных трапов были просто не под силу) привел к решению отправить нас не самолетами, а автомобилем. В Германии была куплена подержанная машина, я села за руль, и мы отправились в путь.

Расписание поездки было очень плотным, и мы постоянно гнали, чтобы поспеть к очередной подготовленной местными спонсорами пресс-конференции или лекции. Уставали мы смертельно. Лишь изредка удавалось задержаться где-то, чтобы посмотреть европейские красоты. Нередко мы проделывали за день 700-800 километров. В один из таких дней, когда путь наш лежал из Испании в Рим, и предстояло проехать всю Италию с севера на юг, мы доехали к вечеру до Генуи и поняли, что сил двигаться дальше уже нет, и нужно ночевать здесь. Дочка наша давно уже спала на заднем сиденье, и у нас тоже глаза слипались от усталости.

Начав посматривать на вывески в поисках отеля, мы обратили внимание на то, что город заполнен толпами солдат в каких-то смешных шапочках с перьями. Это были горные стрелки-савояры и были они все явно здорово навеселе. Как вскоре выяснилось, в тот день они отмечали какой-то праздник местного значения, и поэтому город был ими буквально наводнен. После часа безуспешных поисков, мы уже отчаялись найти свободный номер в отеле.

Остановившись возле очередной вывески, я побежала узнавать, есть ли свободный номер, и едва обратила внимание на группу пьяных солдат, которые толпились возле окошка киоска у входа. На наше счастье, свободная комната нашлась. Однако когда я направилась к машине, чтобы позвать Авраама и забрать спящую дочку, моим глазам представилось страшное зрелище: машина была окружена плотным кольцом пьяных солдат, которые что-то угрожающе выкрикивали. Авраам стоял, прижавшись спиной к машине и держа свою палку в положении готовности к удару. К окошку была прижата испуганная физиономия нашей дочки. Врезавшись в толпу, я пробралась к Аврааму и спросила, в чем дело. Он сказал, что, судя по некоторым репликам, которые ему удалось разобрать, нас принимают за немцев и хотят бить. Действительно, среди криков то и дело слышалось «Боши! Боши!» и выражение лиц не оставляло сомнений относительно намерений наших неожиданных противников.

Как ни смешно, что из-за немецких номерных знаков нас приняли за немцев, ситуация выглядела совсем не весело. Пережить все годы фронта в войне против гитлеровской Германии, пережить 10 лет советских тюрем и лагерей со всем их антисемитизмом, чтобы в результате погибнуть в Италии, потому что его приняли за немца… Это казалось Аврааму каким-то диким абсурдом.

«Ну, уж если погибать, то, по крайней мере, евреями», сказал он мне, с чем я безусловно согласилась. Единственным иностранным языком в нашем распоряжении был английский. На нем Авраам и крикнул этим пьяным итальянцам: «Мы не боши – мы евреи, израильтяне!» — и для убедительности показал пальцем на свою бело-голубую кипу.

Ситуация изменилась почти мгновенно. В толпе возникло замешательство, солдаты начали повторять «израильтяне, израильтяне» в сопровождении еще каких-то непонятных слов, лица начали меняться, ненависть в глазах сменилась выражением восторга, и вдруг, не сговариваясь, они схватили Авраама и начали качать, как за четыре года до этого его качали американцы.

Мы не успели сообразить, что произошло, как Аврааму уже протягивали бутылку водки, требуя выпить вместе с ними под крики «Виват Израиль!», нашей дочке протягивали плитки шоколада. Еще несколько минут спустя она уже была у кого-то на руках, и солдаты в полном восторге подпевали ей, когда она пела свою любимую песню «Ке сера сера…». А когда позднее я укладывала ее спать, то в кармане у нее обнаружилась купюра, кажется, в 1000 лир, которую кто-то из новых «поклонников» ей туда засунул.

Так уважение к Израилю было продемонстрировано нам самым наглядным способом. Шел 1980-й год – до «мирного процесса» оставалось всего 13 лет.

Элеонора ШИФРИН