Уход Збарского
В Нью-Йорке на 85-м году жизни скончался художник Лев Збарский, чей отец професссор Борис Збарский бальзамировал В. И. Ленина, а старший брат, академик Игорь Збарский, много лет поддерживал состояние мумии. Покойного, у которого было двойное имя Феликс-Лев или Лев-Феликс (в честь Дзержинского), в шутку спрашивали, часто ли он подходил к трупу вождя по пути в Сибирь, куда Ленина эвакуировали во время войны, и дергал […]
В Нью-Йорке на 85-м году жизни скончался художник Лев Збарский, чей отец професссор Борис Збарский бальзамировал В. И. Ленина, а старший брат, академик Игорь Збарский, много лет поддерживал состояние мумии.
Покойного, у которого было двойное имя Феликс-Лев или Лев-Феликс (в честь Дзержинского), в шутку спрашивали, часто ли он подходил к трупу вождя по пути в Сибирь, куда Ленина эвакуировали во время войны, и дергал ли его за нос.
Он всякий раз возмущенно отмахивался.
К созданию этой мифологии приложил руку и Сергей Довлатов, писавший, что семья Збарских сопровождала тело Ленина в Барнаул, и что ей «было предоставлено отдельное купе. Левушка с мумией занимали нижне полки».
На самом деле их путь лежал в Тюмень, и Ленин ехал под охраной в отдельном вагоне их спецпоезда. Довлатов для красного словца мог написать, что угодно.
Руку к мифотоворчеству приложила и Елена Щапова, бывшая жена Эдуарда Лимонова, о которой я сохранил приятнейшие воспоминания. Будучи пригожей женщиной, она попала в Нью-Йорке в изысканное общество и, как мне казалось, тяготилась лимоновским плебейством.
Потеряв ее, Эдик написал мемуар «Это я – Эдичка», который я нашел весьма трогательным и сильно за него переживал.
Циники тут же переиначили название книги в «Это я – педичка».
«Маленький Лева сидел в купе, а на соседней полке лежал Ленин», – поведала Щапова журналу «Караван историй», который должен мне гонорар за давнюю статью о Пентагоне.
Збарский опроверг мне и популярную среди его случайных знакомых версию о том, что в эвакуации Ленина держали у них в квартире в ванной со льдом. На самом деле тело вождя хранилось в помещении сельскохозяйственного техникума в центре Тюмени, бывшем реальном училище, где учились писатель Пришвин и революционер Красин.
Как писал Игорь Збарский в книге «Объект № 1», по иронии судьбы Красин наблюдал в 1924 году за бальзамированием тела Ленина.
Лев Збарский рассказывал, что самое большое впечатление произвело на него в Тюмени не занятие отца, а натуральный обмен между пленными немцами и местными мальчишками. Немцы искусно делали для них игрушки, ножи или зажигалки, а детвора взамен приносила им еду.
По словам хорошо знавшей его сценаристки Ольги Шевкуненко, под воздействием этого детского впечатления Збарский никогда не проходил мимо бомжа без того, чтобы дать ему милостыню.
Его не сразу отпустили в эмиграцию, очевидно, опасаясь, что он знает какую-то гостайну про Ленина. Гостайна могла быть одна: что мумия не настоящая.
Збарский знал, что это не так. Но те, кто должен был дать ему выездную визу, видимо, сомневались и поэтому какое-то время колебались.
Збарского, бывшего мужа знаменитой советской манекеншицы Регины Збарской (в девичестве Колесниковой) и народной артистки РФ Людмилы Максаковой, от которой у него родился сын Максим, свел в могилу рак легких, диагностированный два с половиной года назад.
Я читал, что Максима арестовали в России за мошенничество, но он отделался легким испугом.
«Он эмигрировал, когда имел успех, мастерскую в центре Москвы, дачу в Серебряном Бору, был окружен друзьями, яркими людьми, красивыми женщинами, – пишет о Льве Збарском поэт Анатолий Найман в книге «Роман с самоваром». – Просто от скуки, от общей серости, от запертости, запретов, недосягаемости заграницы».
Збарский уехал в 1972 году в Израиль, а в 1978 перебрался в Нью-Йорк, где купил огромный лофт, деньги на который ему ссудил израильский писатель Эфраим Севела.
Збарский, в свою очередь, в начале 80-х ссудил мне этот лофт под день рождения. Было человек полтораста. Слава Цукерман привел актеров из своего нового фильма «Жидкое небо», сделавшегося культовым. Лимонов увел с праздника одну из моих девушек. Я вздохнул с облечением.
Збарский потом ему за меня отомстил. «…в Нью-Йорке у нас начался бурный роман, – рассказывала Щапова «Каравану историй». – Чувство к Леве было настолько сильным, что я даже просила мужа-итальянца, с которым мы незадолго до этого поженились, о разводе. Но все разрешилось само собой – в один прекрасный день, не выдержав ревности Збарского, я сбежала».
«Лева запирал меня на ключ, даже когда выходил за хлебом, и всюду следил за мной, – жаловалась она журналу. – Я оставила его в съемной квартире со всеми вещами и любимой кошкой, села в машину и уехала. Надо отдать ему должное: уходя, кошку он взял с собой».
Збарский был упрям и дотошен. «Скажи, Козловский, вот ты все знаешь, – обычно начинал он. – Миллионер – это кто: тот, кто получает миллион в год, или кто имеет миллион?». Я знаю далеко не все, но спорить было неуместно.
Знатный московский тусовщик и первый любовник, в последние годы Збарский жил на Манхэттене затворником, приказав швейцарам никого к нему не пускать, но, попав в больницу, был окружен друзьями.
Его навещали приехавшие из Москвы Максим Шостакович с сыном Дмитрием, хозяйка легендарного ресторана «Русский самовар» Лариса Каплан, Шевкуненко, режиссер Нина Шевелева и художник Кирилл Дорон, с которым Збарский живо обсуждал за день до смерти американскую избирательную кампанию.
Он болел за Хиллари Клинтон.
Збарского предали земле на гигантском еврейском кладбище «Гора Мориа» в Нью-Джерси. Среди провожавших его в последний путь были внучка Збарского 16-летняя Анна Максакова и его внук 25-летний Петр Максаков, работающий маркетологом в «Сибуре» и приехавший в Нью-Йорк к своей жене Галине, дочери модельера Валентина Юдашкина, которая сейчас на сносях.
Анна и Петр никогда не видели деда при жизни.
В конце церемонии молодой раввин Ягуда, эмигрировавщий в США из Тимирязевского района Москвы, сыграл на своем айфоне песню Высоцкого «Я когда-то умру – мы когда-то всегда умираем…»
Поминки по Збарскому состоялись на втором этаже «Самовара», в так называмой «Сигарной зале», которую он когда-то спроектировал. Среди присутствующих был нью-йоркский сын покойного Алексей Вайнтрауб.
«Левочка был поразительной, многогранной личностью, – сказал в начале поминок Роман Каплан, знавший Збарского с 1959 года и почти 30 лет являющийся лицом «Самовара», где покойный заседал по пятницам за хозяйским столом с русской газетой в руках и рюмкой водки.
По словам бывшей барменши «Самовара» Ирины Шелли, Збарский предпочитал не чистую, а настойки, которыми славится это место: чесночную, укроповую, перцовую, кинзовую, хреновую.
«Блистательный художник, феноменальный скульптор, человек необыкновенного вкуса, – продолжал Каплан. – Самые красивые женщины России были так или иначе влюблены в Левочку».
Владимир КОЗЛОВСКИЙ