Почти ноктюрн

Около 10 вечера я решил, что пора сдаваться. Пульс зашкаливал. 134 толчка в минуту. Это в положении сидя. Перешел в положение лежа, подождал 20 минут. Все стабильно. 134 и не растет. Трафик был умеренный, и минут через двадцать я уже подъехал к большому слабо освещенному зданию, на фасаде которого приветливо светилась в полквартала длиной надпись Emergency.

В приемной было пусто и ярко. Слегка пахло копченым окороком. Дежурная сонно глянула на меня.

– У вас что?

Я объяснил.

– Страховка?

Я предъявил.

– Сами доехали?

Я подтвердил.

– Я должна померить ваши давление и пульс.

Я согласился. Через несколько минут:

– Давление у вас чуть завышенное. Но это вы просто волнуетесь. А вот пульс… Он всегда у вас такой?

– Обычно в два раза меньше.

– Сейчас сестра возьмет у вас кровь на анализ.

Сестра оказалась братом. На его светло-зеленой куртке висела карточка с именем Родриго. Он деловито перевязал мне руку выше локтя, провел двумя пальцами по сгибу и вонзил иглу. После шестого раза он глянул на все еще пустой шприц и пробормотал что-то типа: «Плохие вены». Я понял, что если я вижу свои вены, это ничего не значит. Он их не видит. Значит, их нет. Он старался взять у меня кровь. Это я не хотел ему ее давать. Наверное, я просто испугался, когда увидел, что над воротником его куртки на весь бритый затылок вырисовывается часть многометровой татуировки. Что-то религиозное, ибо была видна верхняя часть креста в огне. Пробегавшая мимо медсестра замедлилась, подошла поближе, глянула на мою фиолетово-зеленую от локтя до плеча руку, испуганно ойкнула:

– Родриго, ты чего делаешь? Пошел отсюда! Сэр, вы ОК?

– Да.

За 12 секунд она наполнила шприц.

– Извините, сэр. Вы должны были бы позвать кого-нибудь. Еще раз извините.

В ожидании результата анализа я сначала посчитал кресла, потом окна, потом умножил одно на другое. Вокруг было пусто и ярко. Из плакатов был только один. На нем было четко выведено: «Ваша самая большая опасность – в спальне». Это оказалось про аллергию. Минут через двадцать появился здоровенный брат с креслом-каталкой. Он внимательно осмотрел пустую приемную, скользнул взглядом по мне и о чем-то спросил дежурную сестру. Та кивнула на меня. Каталка подъехала ко мне.

– Ну, сэр, садитесь. Я вас отвезу.

– Спасибо, но куда?

– До кровати.

– Та я могу и сам дойти. Это где?

– Нет, с таким анализом крови вы не должны ходить. Я вас отвезу.

Это звучало многообещающе. Отвез он меня до кровати, которая стояла, отгороженная от врачебной активности занавеской. Таких отгороженок было штук десять по периметру большого зала. В середине зала – центр управления полетами. Телефоны, мониторы, сестры в светло-зеленых комбинезонах и редкие врачи в белом. Большой брат очень аккуратно переложил меня на кровать, дал в руки пульт от телевизора, пожелал удачи и тихо выкатился. Я почему-то вспомнил рассказ Швейка о сумасшедшем доме и знаменитую фразу: «Один из них при этом держал меня на руках».

По телевизору рекламировали ювелирные изделия, фотографировали арктических волков, играли в лото, интервьюировали диск-жокея и что-то готовили на кухне. Все на испанском. Когда я почувствовал, что английские субтитры мне уже как-то ни к чему, появился человек в белом халате. Он был молод, подтянут, улыбчив и в отличных кроссовках.

– Я – доктор Назрани. Что привело вас к нам?

– Ну, доктор, понимаете…

– Да, я посмотрел ваш анализ крови. Гемоглобин у вас 4,8.

– Это хорошо?

– Ну, лучше, чем вообще никакой. Но должен быть где-то 13–14.

– А-а…

– В общем, если вы не возражаете, будем делать переливание крови.

– Сейчас?

– Желательно.

– А разве организм сам не вырабатывает?

– Вырабатывает. Но немного и не сразу. Месяца через три. У вас возражений нет? Может, по религиозным мотивам. Или (он улыбнулся) по политическим.

У меня возражений не было. Взяли еще один анализ крови очень быстро. Доктор Назрани снова появился в моей отгороженке.

– Придется немного подождать. Пока нужное количество найдут. У нас столько нет сейчас.

– А сколько надо?

Доктор сделал паузу, а потом спросил:

– Вы из России?

– Уже давно. А вы, доктор?

– Из Ирана. Почти соседи. И тоже давно. Сейчас там эти фанатики такое творят, что лучше не ехать.

– А когда вы там были, доктор?

– Года три назад. Сестру навещал. Вино пили в подвале, чтобы, не дай бог, не прознали. Тринадцатый век.

– А мне нравилась древняя персидская поэзия. Саади, Хайям, Рудаки, Фирдоуси, Бедиль.

– Серьезно? Саади немногие на Западе читают. Хайям популярен.

– Дa. Я его Рубайят почти весь на память зн…

«Доктор Назрани! Позвоните 2061. Доктор Назрани! Позвоните 2061».

– Ладно, потом поговорим. Да, а насчет переливания крови. Вам нужно 8–10 пакетов. Так что еще увидимся.

Телевизор я выключил. Захотелось спать. Как-то сонно реагировал на то, что куда-то везли, а потом в лифте ехали. Приехали в палату, индивидуальную, с туалетом. Подключили к капельнице и обмотали проводами с липкими датчиками. Но сначала выбрили грудь насухо. Но как-то местами. То тут дернули одноразовой бритвой, то там. Это все делала тучная индианка, чем-то очень недовольная. Моя грудь стала похожа на пейзаж в пустыне Мохаве: там кустик, здесь кустик, а посередине – песок. Эта же индианка, сняв показания электроники, быстро оборвала с меня датчики, некоторые вместе с волосами, и вышла, не попрощавшись.

Вскоре в палату зашла типичная California girl, явно прямо с серфинга. Загорелая, веселая и удивительно привлекательная в мешковатом темно-голубом комбинезоне.

– Здравствуйте, я ваша сестра на этой смене. Меня зовут Дорис. Вот ваш пульт, если что-то надо – нажмите эту кнопку, и я приду. А если хотите поднять изголовье или что-то сделать удобнее с кроватью – вот тут эти кнопки. Вопросы?

– Дорис, спасибо. А когда переливание будет?

– Уже скоро. Кровь нашли.

– М-м… Дорис, а еще я хотел спросить…

– Дaвайте, спрашивайте. Что знаю – отвечу, чего нет – спрошу.

Она улыбнулась. И мне захотелось выздороветь прямо сразу и сейчас. И если можно, слегка подзагореть. Да, и немножко бы вес сбросить. И росту бы прибавить. И вообще, если бы я не лежал в кровати, как размороженный кальмaр. Вообще когда видишь таких медсестер, то хочется делать все, чтобы не попадать в госпитали. Не хочется, чтобы эти девчонки выносили из-под меня продукты метаболизма. Не хочется лежать бледным, небритым, с пятидневным запахом изо рта. Не хочется.

– Да, так что вы хотели спросить?

– Понимаете, вот эта кровь. Она же от разных людей. Ее проверяют, что в ней нет там всяких?..

– Конечно. Проверяют, помимо всего прочего, на СПИД и на гепатит С. Но, естественно, стопроцентную гарантию никогда нельзя дать. Вероятность того, что вам «повезет» и вы что-то подхватите, существует. Это вам все скажут. Но это очень маленькая вероятность.

– Спасибо.

– Все, отдыхайте. Я свет притушу.

Долго отдыхать мне не пришлось. Пошли визитеры. Первой появилась солидная женщина в деловом костюме, которая принесла мне какие-то бумаги. Один из нас говорил по-английски. И это была не она. Я подписал какие-то формы не глядя. Понять, что она говорила, я не смог. Хотя нет, ключевое слово «страховка» я разобрал. И понял, что если не подпишу – кровь дадут. Но потом выпьют.

Потом появился улыбчивый человек в джинсах. Он вежливо спросил, как я себя чувствую.

– Спасибо, хорошо. А вы?

Человек улыбнулся шире и мягко спросил:

– Вы не возражаете стать донором органов для нуждающихся?

– Что, уже время?

– Нет, но важные решения надо принимать заранее, пока вы еще в здравом уме и способны все критически оценить.

– Хм… и на какие органы сейчас спрос?

– На очень многие. Вы удивитесь, если узнаете, какaя очередь стоит, скажем, на пересадку печени. Или почек. Вам достаточно одной почки, чтобы жить нормально.

– Ну, и вам тоже.

– Конечно. Но сейчас в госпитале вы, а не я.

– Вы знаете, я пока подожду насчет донорства.

– Конечно-конечно. Выздоравливайте.

А потом пришел священник. Он тоже улыбался. А может, я так смешно выглядел? Он вежливо осведомился, к какой деноминации я принадлежу и хотел бы я снять с души то, что меня тревожит. Я хотел ему ответить, что меня тревожит его визит и предложение успокоить душу. Чем добрее он смотрел на меня, тем больше у меня портилось настроение. Сначала интересуются, что я смогу отдать на донорство. Теперь – о душе. Может, они знают то, чего мне пока еще нельзя?

– Да нет, спасибо. Простите, как вас называть: падре, министер, святой отец?

– Да к чему эти формальности? Меня зовут отец Роберт. Можете звать просто Боб. Я здесь волонтер. Знаете, многие пациенты очень волнуются, попав сюда, и я стараюсь успокоить их. Вот и все. Так все-таки вы к какой деноминации принадлежите?

– Да ни к какой. Я вне религии. Так что спасибо, но не надо.

– Нет проблем. Но если захотите освежить душу, передайте своей дежурной медсестре, что вы хотели бы поговорить с отцом Робертом.

– Хорошо.

Потом вдруг ввалилась целая группа с цветами и с маленькими детьми. Дети мгновенно оценили ситуацию, громко оповестив весь этаж госпиталя, что я не онa. Потом перешли на испанский и исчезли, оставив после себя запах мандаринов и кетчупа.

Я слегка задремал. Монотонно гудел монитор, изредка будоража тишину пронзительными сигналами, если один из параметров выходил из нормы. Потом вдруг резко зажегся свет, в палату вошли Дорис и еще одна сестра. Дорис держала в руках полиэтиленовый пакет с темно-красной жидкостью.

– Вот ваша кровь приехала.

– Отлично.

Одна сестра внимательно прочла все мои данные, сверила их с тем, что было написано на пакете. Одна читала вслух, а вторая сверяла с написанным. Так у нас на атомной электростанции перегружали топливо: двойной или даже тройной контроль за каждым шагом. А потом Дорис повесила пакет на стойку и уселась рядом со мной.

– Дорис, я в порядке.

– Не, я должна минут 20 быть возле вас, а то у вас может быть типа аллергической реакции на новую кровь.

– И что тогда?

– А вы не забивайте себе мозги проблемами. Все будет хорошо. Еще на вашей свадьбе погуляем.

– Свадьбе с кем?

– Найдете с кем.

Я не нашелся, что сказать. Вскоре Дорис ушла, и я остался наедине с полиэтиленовым мешочком, из которого медленно, по каплям, в меня вливалась чужая кровь. Это было еще девять раз. Я уже как-то слабо реагировал на эту рутину: подошли, сверили, подключили, пошло капать. Один пакет капает два часа. Только один раз рутина была нарушена. Я дремал. Кто-то зашел. Я открыл сонные глаза. Это была Дорис. Она подошла, что-то положила на подушку, потом слегка наклонилась и негромко сказала:

– С Новым годом вас. И с новой кровью.

Я забыл, что сдаваться пошел за пару часов до Нового года. Обычно под Новый год загадывают желания. Kто-то явно загадал за меня. И, судя по всему, удачно.

Orange Countу, California

Alveg Spaug ©2017