Отцы-основатели против тирании

Уход из жизни судьи Антонина Скалиа (см. стр. 4), приверженца идеологии «ориганализма», то есть интерпретации Конституции США так, как она была в оригинале задумана отцами-основателями, а не политическими приспособленцами, подгоняющими ее под новые реалии, вновь делает актуальным вопрос, как отцы-основатели хотели бороться с неизбежным скатыванием государства в тиранию.

Джошуа Чарльз в своей книге «Секреты свободы: Утраченная мудрость отцов-основателей Америки» довольно подробно останавливается на этой теме.

Адамс писал своему другу Бенджамину Рашу, одному из соавторов Декларации независимости: «Философия, мораль, религия, разум сходятся в Вашем заключении, что «человеком можно управлять только подстраивая законы под его природу». Дав человеку такую власть, как вы можете помешать ему использовать ее во зло или узурпировать? Поэтому Мэдисон написал в 51 номере «Федералиста», что « при закладывании основ правительства, в котором люди будут управлять людьми, самая большая трудность заключается в том, что вы должны, в первую очередь, дать возможность правительству контролировать народ, а затем контролировать себя».

То есть Адамс уже двести лет назад дал ответ сторонникам теории «живого организма», любителям подстраивать Конституцию под требования момента в соотвествии с природой человека. Он указал, что возможность интерпретировать законы под свои нужды (закон что дышло) рано или поздно приводит к узурпации власти.

Таким образом, возникает вопрос, каким образом одна группа людей (правительство) сохраняет свободу другой группы людей (граждан), не превращаясь в тиранов? С этой целью отцы-основатели сформулировали несколько фундаментальных принципов, помогающих понять Конституцию.

В 1787 году Джеймс Мэдисон талантливо суммировал структурные проблемы правительства в письме к своему другу Томасу Джефферсону: «Великая цель, к которой должно стремиться правительство, заключается в том, чтобы модифицировать суверенитет так, чтобы он был достаточно нейтрален и позволял одной части общества управлять другой, не нарушая ее прав, и в то же время достаточно эффективно контролировать себя, чтобы не противопоставить свои интересы интересам общества».

Основываясь на знании истории и природы человека, отцы-основатели понимали, что в конце концов, как бы власть ни была получена – делегирована ли, дана или просто взята кем-либо – она будет узурпирована. Почему? Помимо правильного, но нечеткого ответа «такова человеческая природа», отцы-основатели приписывали это, помимо прочего, существованию партий. Под партиями они подразумевали не политические партии в нашем сегодняшнем представлении, а существование различных интересов, диктуемых количеством собственности, сосредоточенной в руках правителей или их приближенных.  «В любом политическом обществе партии неизбежны, – отмечал Мэдисон. – Различие интересов, реальных или мнимых,  является наиболее естественным и плодотворным источником их возникновения».

Джефферсон объяснял происхождение партий сходным образом: «Те же самые политические партии, которые возбуждают американцев сейчас, существовали всегда. Вне зависимости от того, кому принадлежала власть в Греции или Риме – народу или аристократии – были вопросы, которые вечно сотрясали эти государства; как, собственно, теперь объявляют раскольниками всех людей, чьи мозги и рот не удалось заткнуть деспоту».

Он также писал: «Люди по своей природе делятся на две партии. 1. Те, кто боится людей и не доверяет им, и желает передать всю власть в руки высших классов, и 2. те, кто отождествляет себя с народом, верит ему, доверяет и рассматривает как самого надежного, хотя и не самого мудрого хранителя общественных интересов. Такие две партии существуют в каждой стране, и там, где у них есть свобода говорить, думать и писать, они будут пропагандировать себя. Называйте их либералами и прислужниками, якобинцами или ультрас, вигами и тори, республиканцами и федералистами, аристократами и демократами, или как вам еще угодно, это те же самые партии, и преследуют они одну и ту же цель».

Таким образом, по мнению отцов-основателей, сама природа человека предполагает наличие различных интересов и формирование партий с целью их удовлетворения. Как писал Токвиль, «человеческие институты могут меняться, но человек неизменен. Какие бы усилия ни прикладывало общество, чтобы все граждане были равны и одинаковы, личная гордость индивидумов всегда будет стремиться подняться над общим уровнем и надеяться на достижение некоторого неравенства во благо себе». Такова была история всех времен, и отцы-основатели не питали иллюзий, что им удастся изменить фундаментальные аспекты человеческой природы.

Поэтому и была введена вторая поравка к Конституции о праве граждан на владение оружием.

Личное оружие, по замыслу отцов-основателей, предназначалось для самообороны как от отдельных криминальных личностей, так и от тирании. И именно поэтому нынешние либералы так яростно ратуют за отмену или ограничение  права на владение личным оружием.

В то время как джефферсоновское определение партий было бинарным, многие отцы-основатели рассматривали интересы или «партии» как разделение между «одним», «несколькими» и «множеством». «Один» будет абсолютным правителем – монархом или диктатором. «Несколько» – приближаются к единоличному правителю, это аристократия, или, выражаясь современным языком, «взаимосвязанные». «Многие» – это большинство граждан, бедняки и «средний класс».

Соответственно, каждая их этих партий стремится к диктатуре (монархии), аристократии (правлению избранных) или демократии (правлению большинства). Обратите внимание, что республика в этом списке не фигурирует. Учитывая неизбежность существования этих партий, отцы-основатели размышляли над тем, как все это можно отрегулировать. Уничтожить проблему путем введения соответствующего закона они не могли. Поскольку свобода и богоданные права были их конечной целью, они всеми силами старались избежать тирании.

А как они определяли тиранию? Тирания была сосредоточением всей юридической власти (монополии на применение силы) в руках одного человека или партии, что неизбежно приведет к доминированию этой партии и подавлению других. И так сильно было убеждение в этой истине, что Адамс называл это определение «фундаментальным пунктом моего политического кредо», описывая его следующими словами: «Деспотизм, или неограниченный суверенитет, или абсолютная власть одинакова среди большинства народного собрания, аристократического совета или олигархической хунты, и единоличного императора. Она одинаково несправедливая, жестокая, кровавая и во всех проявлениях дьявольская».

Подпадает ли под определение «несправедливая, жестокая, кровавая и дьвольская» власть большевиков, хотя и называлась она «властью народа»? Безусловно. А что произошло в Израиле в 1992 году? «Немногие», то есть левая «аристократия», поняв, что теряет власть, во имя своих интересов вступила в сговор со смертельным врагом Израиля – отцом арабского терроризма Ясиром Арафатом, заключив кровавый союз – власть в обмен на территории. Это был Ословский сговор, жестокий, кровавый и дьявольский. Противникам сговора затыкали рты, называли врагами народа, мира, прогресса и фашистами. И называют так до сих пор.

Но с 1992 года политический горизонт Израиля, как, впрочем, и многих стран Запада, стал не черно-белым, а расцвел «50 оттенками серого». Над нивелированием политических позиций и идеологии довольно успешно поработали СМИ и система образования, высшего, в первую очередь. Дети либералов и консерваторов, республиканцев и демократов, лейбористов и тори, ликудовцев и аводистов учатся в одних университетах, усваивают общую либерал-тоталитарную идеологию, и различие между ними ровно такое же, как между арабскими партиями – их непримиримая вражда объясняется лишь клановой борьбой у кормушки.

Об этом еще в 1999 году говорил Пэт Бьюкенен: «Наша двухпартийная система – чистый обман и мошенничество. Наши две партии стали двумя крылами одной хищной птицы. По вопросам международной торговли и внешней политики, открытых границ и централизации власти, наши партии стали однояйцевыми близнецами. Они обе поддержали НАФТА и ГАТТ и продали наш национальный суверенитет ВТО».

Возможно, именно этим объясняется необыкновенная популярность Дональда Трампа, политического аутсайдера, повторяющего идеи Бьюкенена. Он вновь говорит о том, что партии подорвали американскую промышленную базу, лишили людей работы и заработка, переведя производство в другие страны, а Америка стала зависимой от импорта. И избиратели откликаются на призыв.

«Нынешний год дает нам последний шанс на спасение нашей республики, прежде чем она растворится в безбожном Новом мировом порядке, создаваемом нашими элитами, которые предают все, во имя чего жили, сражались и умирали наши отцы-основатели, – сказал Бьюкенен. – Пришло время нового патриотизма и полного восстановления суверенитета Америки».

Вопрос заключается в том, кто из нынешних республиканских кандидатов окажется (и окажется ли) на уровне этого требования.

Виктория ВЕКСЕЛЬМАН