Несколько слов по тому же поводу

К статье М. Лемхина об А. Вознесенском («Кстати» №932)

Я люблю поэзию А.А. Вознесенского. Еще с тех давних пор, когда он только начинал и носил свои стихи к мэтру, Борису Леонидовичу, и тот их одобрил и благословил юное дарование. Я читал все его творения, которые появлялись сначала в тонких молодежных журналах, потом в солидных толстых. Я слышал его «вживую». И видел, как он сам восхищается тем, что написал. И думал: самолюбование свойственно молодости, пройдет. Не прошло.

Мне несколько раз довелось столкнуться с плодами, скажем так – легкомыслия Андрея Андреевича. Приведу лишь один пример.

Возможно, читатели «Кстати» помнят мой «сериал» «Оправдание святой грешницы», который публиковался в газете в 2010-м году. В нём я показал, как российская эмигрантская писательница Нина Николаевна Берберова в своей книге «Железная женщина» оболгала последнюю жену Горького Марию Будберг. Навесила на нее ярлыки агента ЧК, шпионки и так далее. Другое, автобиографическое, произведение Берберовой «Курсив мой» в СССР впервые появилось в 1989 году. Оно – о жизни во Франции в предвоенные годы русских литераторов, бежавших от октябрьского переворота. Книга эта была принята в Союзе с восторгом, поскольку никто ничего толком не знал о той, первой волне эмиграции. На самом же деле это был пасквиль, в котором автор выставила в исключительно выгодном свете себя и очернила, как могла, тех, кто ей чем-то не угодил в Париже. Недаром практически все «французские» русские считали «Курсив» самой грязной книгой об эмиграции. А Берберову еще раньше Бунин назвал стервой.

Одного этого было бы достаточно, чтобы отнестись к ее творению, по крайней мере, настороженно.

А потом была война, и, пока нацисты жгли российские города и села и планировали превратить жителей в рабов, Берберова восхищалась Гитлером, писала в его честь оды и сравнивала его с великими шекспировскими героями. И одного этого тоже бы хватило, чтобы вообще ее не публиковать.

Но в 1989-м, сначала в журнале «Дружба народов», а потом отдельной книгой выходит в Москве упомянутая выше ее «Железная женщина». И Берберова в том же году приезжает в СССР как почетный гость. Среди прочих, ее восторженно встречает Андрей Вознесенский – именно он написал предисловие к этой книге.

Я работал несколько лет, собирая материалы для своего биографического очерка о Марии Будберг. Вполне допускаю, что поэт ничего не знал о тех аспектах, которые я привел выше. Но его предисловие меня очень удивило. Во-первых, он привел там специально написанное им стихотворение, посвященное Н.Н Берберовой. В нём он называет писательницу «Мисс Серебряный век». Но Нина Николаевна родилась в 1901-м в Ростове и приехала в Петроград в 1920-м никому не известной провинциалкой. Какой уж тут Серебряный век… Далее – и вот  тут полное совпадение с тем, о чём пишет Михаил Лемхин! – далее Вознесенский пишет (передаю не дословно, но точно): «я прочитал эту книгу еще в 60-х в Париже, когда она была у нас запрещена». Гениально! Потому что Берберова написала ее в 1979-1980-м в Америке, куда она уехала после войны. А я сделал вывод, что он (А.А.) вообще ее не читал. Ведь книга начинается со вступительного слова автора, в котором она пишет: «В 1938, в 1958. в 1978 я знала, что напишу о ней книгу» (выделено мной – С.К.). То есть собиралась писать. Но Вознесенскому обязательно надо было показать, что он и здесь всех обскакал – и он умудрился прочитать книгу за 15 лет до того, как она была написана…

А в чём же мои претензии к поэту? А в том, что в России по-прежнему считают Берберову честной писательницей и отличным человеком – и это в значительной степени с подачи Вознесенского, который вознес ее, ничего о ней не зная. И восхищаются двумя ее книгами, представляющими, по сути, сведение счетов. Хотя еще в 1970-м тогдашний главный редактор «Нового журнала», выходившего на русском языке в Нью-Йорке, Роман Гуль, разнес в пух и прах «Курсив мой» за массу фактических ошибок, ложные данные и оскорбительные выпады в адрес уважаемых литераторов. Что ж, ложь и двуличие продолжают торжествовать.

… А поэзию Вознесенского я по-прежнему люблю.

 Самуил Кур